Дронов медленно поднялся на ноги и проковылял к крыльцу.

– Дай закурить, – попросил он, садясь рядом с Посохиным. – Нервы ни к черту стали.

От Дронова несло не только водкой, но и дешевым табаком. Майор поморщился.

– Не курю я, Иван. Сейчас Жарких подъедет – у него есть.

– Вы что, меня забираете?

– Надо, Ваня, надо! Помнишь «Приключения Шурика»? Таких борзых, как ты, только поркой и можно вразумить.

– У нас теперь свободная страна.

– Только для дорогих шлюх, авторитетных бизнесменов и бессовестных чиновников. Включая, разумеется, и их семьи. Таким как ты, Иван, простым и буйным, надо сваливать в Сомали. Вот где свободы море.

– А куда бы ты свалил? В Бангладеш?

– Вижу, у нас завязался душевный разговор. Отвечаю: мне, Ваня, везде плохо будет.

– Почему это?

– Потому что я честный и добрый. К тому же любовь к многострадальной Родине у меня сильнее, чем ненависть к нынешним порядкам. Хотя и прежние мне не особо нравились. О, слышишь, Жарких подскочил!

У дома остановился автомобиль. Хлопнула дверца, скрипучая калитка распахнулась, и во двор, сжимая дубинку, ввалился старший лейтенант Жарких. Было видно, что он жаждет крови.

– Петрович, чего случилось?! – выпалил он, подбегая к крыльцу.

– Да вот, гражданин Дронов, решил встать на скользкий путь экстремизма.

– В наручники?

– Иван, тебе решать, – повернулся к Дронову Посохин.

– Не надо.

– Может, тебя и задерживать не надо?

– Вам решать.

– Нам решать… Иван, давай договоримся: ты берешь на себя обязательство быть законопослушным гражданином – люфт дозволяется, иначе в России не выживешь, – а я закрою глаза на сегодняшнее происшествие. Идет?

– Чего зря обещать? Я когда выпью, злым становлюсь.

– Иван, все это может очень плохо закончиться. Ты, надеюсь, понимаешь?

– Ну.

– Свою жизнь загубишь – ладно. Но ты, ведь, кого-нибудь или покалечишь, или убьешь при таком отношении к человечеству.

– Ну.

– Баранки гну! Предупреждаю первый и последний раз: если напакостишь по-взрослому, будешь долго дышать сибирским воздухом.

– Да понял я!

– Так, теперь перейдем к делу. Ты в позапрошлый понедельник, тридцатого мая, с дружбаном своим Квасовым водку пил?

– В понедельник? В тот, в конце мая? В понедельник…

Дронов закрыл глаза, набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.

– В понедельник, – повторил он снова.

– Думай, думай!

– Пил, – сказал Дронов, открывая глаза. – Взяли пузырь, и пошли ко мне. Ларки моей дома не было, и я сам закусон собирал. Капусты квашенной из погреба достал, хлеба нарезал, сальца. На огороде луку нарвал. Редиски надергал. А что?

– Разошлись во сколько?

– Примерно… Вечером.

– Вас видели у твоей калитки в девятнадцать сорок пять.

– Я же говорю!

– Ну а позднее ты к нему не заходил?

Дронов скривился, словно ему под нос сунули какую-нибудь тухлятину.

– А-а-а! Райка его тварь законченная. Меня к ним и пузырем не заманишь.

– А он к тебе в тот вечер больше не заходил? Или ночью?

– Не знаю. Вечером нет, а ночью меня дома не было. Я скотину с речки пригнал и сразу к Сашке Лынову свалил. Мы у него во времянке полночи гудели, а потом в сарае на сене спать завалились. Вообще, если бы Николай приходил, Ларка бы мне сказала. Она к нему хорошо относится.

– А где этот Лынов живет?

– Я знаю, Петрович, – вмешался Жарких. – Он мне яблони в этом году обрезал. Мать моя с ним неплохо знакома.

– Когда она успела? Она в Бирючинск переехала всего-то полгода назад.

– Маманя у меня женщина общительная. Я уверен, она уже половину жителей Бирючинска по именам знает. А может, и больше.

– Мотнешься тогда сейчас к нему. Опроси его по полной. Все, Иван, мы пошли. Но о нашем разговоре советую не забывать. Договорились?

Посохин встал и протянул Дронову руку.

– Мир? Или еще подумаешь?

– Заметано. Не дурак.

Дронов тоже поднялся на ноги и крепко пожал майору руку.

– Сергей, дай ему пару сигарет. Как премию за сообразительность.

Выйдя на улицу, на полпути к машинам Посохин остановился. Развернувшись, он в задумчивости посмотрел на шагавшего следом за ним старшего лейтенанта.

– Знаешь, что странно? – сказал он, когда Жарких к нему приблизился. – Квасова не пожаловалась участковому на Дронова, когда тот ее толкнул. Вообще никуда не пожаловалась! А это в корне противоречит ее линии поведения. Причина? Может, у нее с Дроновым были какие-то особые отношения?