А. Мартиросян в своей книге «Двести мифов о Сталине» (М., 2008 г.) обратил внимание на ещё одну причину особого внимания к С. Кирову: «Основной мотив убийства состоял в том, что именно Кирова лично сам Сталин прочил в генеральные секретари. Непосредственно перед покушением Сталин официально, на Политбюро предложил избрать Кирова секретарем ЦК и освободить его от работы в Ленинграде, мотивируя это состоянием своего здоровья и возрастом! Ясно же, что именно Кирову и предназначалась роль преемника Сталина. А убийство кандидата в преемники — "традиционный" метод подготовки всех "дворцовых" переворотов, с давних времен "традиционный".

Сталин не случайно решил именно его выдвинуть на роль генерального секретаря. Дело в том, что он, как никто другой в партии и стране, прекрасно понимал, что фатально неминуемое в скором будущем военное столкновение с Германией будет не просто войной. Оно будет цивилизационным столкновением по геополитическим мотивам с ярко выраженной этнической окраской — "арийцы" против "недочеловеков", то есть славян. Соответственно, вооруженный отпор в таком столкновении со стороны СССР должен был возглавить именно русский как представитель главного, государствообразующего народа. Потому Сталин и прочил умного, сильного, авторитетного, деятельного и прекрасно понимающего, что к чему, русского по национальности Кирова на роль генерального секретаря».

Даже если хитрый, коварный Сталин играл новой темой, неожиданно обнаруженной на съезде, играл в демократию, и очередной раз притворно демонстрировал пофигизм к высшей власти и проверял этим на лояльность и вшивость своих подчиненных, и этой возможностью «выбора» ещё более усиливал своё положение, и эту игру многие понимали адекватно, то даже Л. Каганович мог забеспокоиться и начать просчитывать процессы в стране — если СССР вместо нацмена, грузина Сталина возглавит русский Киров, лучше не рисковать.

В своём исследовании Н. Кузьмин рассказывает, что в заговор против Кирова была вовлечена группа бывших ленинградских сослуживцев Зиновьева-Апфельбаума, в их числе был Котолынов. На допросе 5 июня 1936 года Н. Карев рассказывал: «При разговоре с Бакаевым я узнал, что последний намерен использовать для организации террористического акта над Кировым существующие в Ленинграде и связанные с ним, Бакаевым, зиновьевские группы Котолынова и Румянцева». Н.А. Карев обеспечивал связь заговорщиков с дачей в Ильинском (где жил Зиновьев). Николай Бухарин в последнем слове на суде в 1937 году объяснял: «Я обязан здесь признать, что в параллелограмме сил, из которых складывалась контрреволюционная тактика, Троцкий был главным мотором движения. И наиболее резкие установки — террор, разведка, расчленение СССР, вредительство — шли в первую очередь из этого источника».

А о себе на суде Бухарин скромно пояснил: «Я, главным образом, занимался проблематикой общего руководства. Так сказать, стороной идеологической». Но Карл Радек на допросе в январе 1937 года отметил боевитость Бухарина, что он упрекал заговорщиков в трусости и малодушии, и требовал: «Перейти к плановому террору».

Советский писатель Илья Эренбург вспоминал, что после убийства Кирова Н. Бухарин в откровенном разговоре с ним сетовал: «Вы понимаете, что это значит? Ведь теперь он сможет сделать с нами все, что захочет. И будет прав». Одно дело — увлеченно играть в конспираторов и рассуждать о переворотах и убийствах, и другое осознание — когда уже в луже крови с простреленной головой лежит в Смольном С. Киров, лучший друг Сталина.

Современные либерал-демократы в этой цитате акцентируют внимание на среднем предложении, и утверждают, что якобы для этого эффекта и права Сталин организовал провокационное убийство Кирова. Конечно, с этой выдумкой я не согласен и акцентирую внимание на последнем откровенном утверждении Н. Бухарина, — доигрались, убили человека, попались, необходимо отвечать, Сталин прав.

На допросе 17 июля 1936 года И. Бакаев рассказал: «По указанию Зиновьева к организации террористического акта над Сталиным мною были привлечены зиновьевцы Рейногльд, Богдан и Файвилович, которые дали согласие принять участие в теракте. Наряду с нами убийство Сталина готовили И.Н. Смирнов и С.В. Мрачковский, которые получили прямую директиву Троцкого совершить террористический акт» (Н. Кузьмин). В заговоре участвовали также бывшие подчиненные Зиновьева-Апфельбаума — его бывший секретарь Н. Моторин и его охранник Е. Дрейцер. Н. Моторин на допросе 30 июня 1936 года объяснял: «Зиновьев указал мне, что подготовка террористического акта должна быть всемерно форсирована и что к зиме Киров должен быть убит». Гершель Ягода на суде в 1937 году пояснял: «Рыков и Енукидзе участвовали на заседании центра, где обсуждался вопрос об убийстве Кирова». Н. Кузьмин в своей работе утверждает, что для ускорения подготовки этого терракта Троцкий специально прислал на помощь своим из Германии опытного террориста-боевика Натана Лурье.

Ягода на следствии объяснял дополнительные свои выгоды: «Я предполагал, что если им даже и удастся убить Кирова, то отвечать будет Медведь. А от Медведя я не прочь был избавиться. Он враждовал со мной».

Итак, доверенный человек Ягоды — И. Запорожец, поняв намерения Николаева, что должен был подумать и как должен был поступить? По сути — одиночка-террорист Л. Николаев был подарком судьбы заговорщикам-троцкистам. Ведь при неудачном или удачном покушении троцкистов-террористов под удар могло попасть большое количество людей со всеми вытекающими негативными последствиями для них и для всей законспирированной троцкистской организации. А в случае с одиноким террористом Л. Николаевым всё заканчивалось на Николаеве, и желаемый результат мог быть достигнут троцкистами совсем бескровно для них. Осталось только Николаеву не мешать, или ему немного помочь дойти до жертвы. Поэтому Запорожец освободил Николаева и вернул ему пистолет, — чтобы он дальше продолжал свою охоту на Кирова. И совсем логично, что когда после убийства Кирова началось следствие, и Николаеву задали вопрос: «Где вы взяли револьвер?», то в ответ Николаев со всей своей прямотой показал на заместителя начальника ленинградского НКВД Запорожца — «Почему вы спрашивает меня? Спросите у него».

«14.03.1938. Теперь выясняется, что Ягода знал раньше о подготовке покушения на Кирова и, можно сказать, участвовал — допустил, во всяком случае — убийство. Выбор Кирова — совершенно исключительный. Крупный идейный человек: после его смерти ни одного плохого отзыва я не слышал, а наоборот, многое хорошее узнал. С Николаевым мы в Радиевом институте сталкивались, так он был важным лицом в РКК». — отметил в своём дневнике знаменитый учёный В.И. Вернадский.

1 декабря 1934 года Николаев беспрепятственно по старому, оставшемуся у него партбилету, прошел в Смольный и околачивался по коридорам, выискивая старых знакомых, чтобы достать билеты на встречу партактива с Кировым, и на этой встрече красиво, демонстративно убить Кирова, как когда-то еврейский террорист Богров публично убил П.А. Столыпина. Среди многочисленных чиновников и посетителей он беспрепятственно находился в особо охраняемой зоне, где находился кабинет С. Кирова. Достоверно известно, что Киров не любил, чтобы у него перед глазами и под ногами мельтешила охрана, чтобы народ на его «барство» не косился, он сам требовал, чтобы охрана рядом с ним не маячила. Поэтому, во-первых, охрана Кирова, сопроводив его в Смольный, расслабилась, посчитав небезосновательно Смольный безопасным местом, в котором до сих пор не было ни одного неприятного эксцесса. А начальник личной охраны Борисов шел за Кировым по вышеуказанным причинам или умышленно на достаточно большом расстоянии. А охранник в спецзоне у кабинета по какой-то причине отлучился, отсутствовал. Киров шел по коридору в сторону своего кабинета. В этот момент уже изрядно намотавшийся по Смольному Николаев вышел из туалета и вдруг увидел идущего ему навстречу Кирова. Это тот момент, которого он долго ждал, искал, и удача с косой улыбнулась этому неудачнику, почему-то решив закончить жизнь успешного Сергея Кирова.