Сталин с 1924 года неизменно создавал и укреплял культ Ленина, Бого-Ленина, а его окружающие старательно продолжали создавать культ Бого-Сталина, верного ученика и последователя Бого-Ленина, которому помогали надежные «апостолы» из Политбюро и ЦК, например, среди огромного количества хвалебных статей и выступлений можно процитировать отрывок оригинальной статьи из газеты «Заря Востока» №187 от 12 августа 1936 года: «Сосо обладал феноменальной памятью. Объяснения преподавателей он запоминал и усваивал с ходу и потом слово в слово их пересказывал. Поэтому он всегда был уверен в своих знаниях. Однажды преподаватель Илуридзе попытался «срезать» Сосо как вожака группы бедных учеников, но юный отрок не смирился и не уступил преподавателю».

Вернемся к троцкистам-заговорщикам с их «двурушной» сталинско-троцкистской позицией, которые, обличенные большой властью и большими правами решать судьбу людей, оказались не столько опасны для Сталина, сколько для общества, для граждан. Например, на допросе 26 апреля 1937 года Ягода объяснял свою позицию: «Я не разделял взглядов и программы троцкистов, но я все же очень внимательно приглядывался к ходу борьбы, заранее определив для себя, что пристану к той стороне, которая победит в этой борьбе». Поэтому в зависимости от оценки ситуации Ягода своим должностным кровавым мечом махал то в одну сторону, то в другую. И так страховались на обе стороны многие высокопоставленные коммунисты и чиновники. А когда «доигрались» и попали в серьёзную Беду, то эти заслуженные коммунисты стали спасать себя всеми способами, вплоть до — по головам друг друга, чтобы сохранить свой великолепный коммунистический уровень жизни; и «заложить» своего давнего товарища по службе быстрее — чем он тебя, чтобы доказать свою «чистоту», непричастность, бдительность, преданность и старательность; и тем более прекрасный исторический момент — отмстить недругу, более успешному соседу или когда-то кого-то обидевшего или перегнавшего по карьерной лестнице или в борьбе за женщину. А то, как в это время мастерски, толково и честно «заложил» всех старый большевик и мудрый масон Карл Радек — стало примером для многих партийцев, определенным авторитетным спусковым крючком: теперь так можно было поступать всем, это нормально, это мудро, это необходимо. Невольно вспоминается отрывок одного из самых любимых Сталиным произведений — из сказки-притчи М. Горького «Девушка и смерть»:

Смерть проснулась около полудня.

Сорвала подсолнух за плетнем

Нюхает, любуется, как солнце

Золотит живым своим огнем

Лист осины в желтые червонцы.

И на солнце глядя, вдруг запела

Тихо и гнусаво, как умела:

"Беспощадною рукой Люди ближнего убьют".

В ситуации — когда «внезапно зажгли в каморке свет» — и «крысы», «клопы» и «тараканы» в панике стали метаться и «сдавать» друг друга и всю подпольную организацию, — арестованные в 1935 году Зиновьев и Каменев поняли, что их положение стало плачевным. И если раньше они признали свою вину «в меру» — только в разжигании антиправительственных настроений своей критикой, то теперь — в июле 1936 года они полностью признались в заговоре. Ещё весной, после того, когда весь трагизм положения стал понятен после провала Ольберга, Апфельбаум-Зиновьев совсем поник, сломался и в письме от 14 апреля 1936 года молил Сталина: «В моей душе горит одно желание — доказать вам, что я больше не враг. Неужели вы не видите, что я не враг ваш больше, что я ваш душой и телом, что я готов сделать всё, чтобы заслужить прощение, снисхождение». Что мог подумать на это Сталина? Думаю, скорее всего, следующее: откуда я могу знать — враг ты мне больше или не враг, ведь столько раз ты меня обманывал и против меня действовал. Прагматичному Сталину эти старые соратники и давние враги были уже совсем бесполезны, более того — вредны, опасны, мешали работе. И даже как враги они ему были не интересны, не бодрили, — были предельно понятны, жалки и вызывали только отвращение, презрение и гадливость. Теперь эти гады, которые сами погубили десятки тысяч жизней, жалобно извивались, перед ним лебезили, — чтобы спасти свои жизни и дальше шикарно жить за счет захваченного народа, а при случае опять попытаться подло поставить ему подножку. В отличие от многих тысяч репрессированных русских патриотов, он с ними, памятуя былое, сюсюкался более десяти лет. На этот раз у него не было никаких колебаний, никакой мягкотелости или партийной и идеологической солидарности и снисхождения, решение было уверенным и категоричным.

Из протокола допроса Зиновьева от 23-25 июля 1936 года, — Зиновьев: «Я действительно являлся членом объединенного троцкистко-зиновьевского центра, организовавшегося в 1932 году. Этот центр ставил своей главной задачей убийство руководителей ВКП(б), и в первую очередь убийство Сталина и Кирова. Через членов центра Смирновым были получены прямые указания по подготовке убийства Сталина». После таких признаний в СССР как защитную меру по защите жизни Сталина органы НКВД и охрана стали практиковать применение двойников Сталина, коими были: Христофор Гольштаб, Евсей Лубицкий, кавказский крестьянин Рашид.

После того, как поменял свою позицию Зиновьев-Апфельбаум, тогда решил во всём признаться и Розенфельд-Каменев и на суде 19 августа 1936 года в частности говорил: «В третий раз я предстал перед пролетарским судом. Дважды мне сохранили жизнь, но есть предел великодушию пролетариата».

Открытый судебный процесс над верхушкой заговорщиков (16 человек) состоялся 19-24 августа 1936 года. Им инкриминировали убийство Кирова и заговор с целью убийства Сталина и захвата власти. Эту группу подсудимых следователи назвали — «Антисоветским объединенным центром» и более конкретно — «Троцкистско-Зиновьевским Террористическим Центром»; судебный процесс, исходя из числа обвиняемых, историки назвали — «Процесс 16», а затем — «Первый московский процесс».

Сам факт открытости этого судебного процесса говорил о многом, во-первых, что властям скрывать перед иностранными журналистами и послами нечего, они были совершенно уверены в виновности подсудимых и уверены, что никакого ляпсуса на этом суде не возникнет. Во вторых, эта открытость процесса для старых ленинцев была сама по себе революционной, ломающая демонстративно кровавые ленинские, большевикские традиции, и в этом смысле эта открытость судебного процесса была «контрреволюционной», — ведь никаких публичных судов при Ленине и Бронштейне-Троцком не было и не подразумевалось — врагов к стенке и баста.

Даже предателям так было комфортнее, а здесь — позорно, перед всеми, затяжное судилище, какие-то демократические процедуры, публичность, при иностранных журналистах и послах. В-третьих, эта «проблемная» открытость раздражает современных либерал-демократов, пытающихся на этой открытости не фиксировать внимание, и упорно молчащих о кровавых Ленине и Троцком, и по многим признакам являющихся современными троцкистами.

В ходе этого процесса 20 августа 1936 года Зиновьев, Каменев и Рейнгольд не только признали себя виновными, признались в преступном замысле, в своей вине, но и дали показания (тотчас же опубликованные) на Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова и др., создававших условно называемый «правый блок». Хотя, по моему убеждению, заговорщики действовали против Сталина довольно согласованно, зная позиции друг друга, обменивались информацией, мнениями, и их условно разрывать и разносить по разным заговорщицким блокам неправильно.

Впечатленный признанием Каменева и Зиновьева Томский 22 августа застрелился. Среди заговорщиков начался переполох, паника. 21 августа 1936 года в «Правде» была напечатана статья бывшего лучшего друга Бронштейна-Троцкого Христиана Раковского, в которой он категорично заявлял, что Зиновьеву, Каменеву, Евдокимову, Смирнову и прочим заговорщикам — «Не должно быть никакой пощады!». В этот же день — 21 августа 1936 года в «Известиях» появилась статья Карла Радека, которого когда-то по настоянию Ф. Дзержинского за нечистоплотность исключили из польской, а затем и германской соц-дем. партии, Радек назвал своих старых друзей «фашисткой бандой», «мразью» и потребовал для них смертной казни. Этот пропагандистский ход был весьма удачным — перед народом эти слова произнёс не Сталин, а глава заговорщиков, который в курсе всего. А Сталин лишь прислушался к совету. Если послушать сегодняшних либерал-демократов, то получается, что казнил исключительно один Сталин, и они «почему-то» «забывают», что желающих смерти своим товарищам было много — «...на суде Розенфельда-Каменева обвиняли Ольдберг, Давид, Берман, Рейнгольд и Пикель, а судьями выступали начальники отделов НКВД Слуцкий, Фриновский, Паукер и Реденс. Все девятеро — иудейские цадики с партийными билетами в карманах», — обратил внимание в своём исследовании А. Иванченко («Путем великого Россиянина»).