Карпенко Александр
Шрифт:
Сержант блаженно зажмурился. На текущий момент ясно было одно: гонялись за мной по ошибке. Добрых надежд, однако, данный факт вселял мало. Судя по словам седого вояки, от неприятностей это меня не ограждало. Но со стрельбой повременю пока. Может, ещё что-нибудь интересное услышать удастся.
— Сэр, а правда, что вы сюда добровольно завербовались? — несмело поинтересовался один из солдат и тут же смутился. — Извините, сэр!
— Ничего, сынок. Правда. Я и там, дома, в армии служил. Воевал за южной границей — усмиряли соседей. Усмиряли-усмиряли, да и ушли ни с чем, несолоно хлебавши. Потом армию сокращать взялись. Я за воротами оказался. Попил-погулял, деньги кончились — куда пойти? Что я умею? Как о куске хлеба задумался — а эти тут как тут. Нам, говорят, такие люди нужны. Напели сладких слов в оба уха, насулили золотых гор, я и подписал контракт. Кто ж знал, что это дорога в один конец?
— А нас вовсе не спрашивали, сэр. Как закончили Учебку, выдали нам полевую форму, оружие, патроны. Слух был, в горы отправляют, локальный конфликт какой-то гасить. Везли-везли куда-то в темноте, привезли, в казармы выгрузили. Отдыхайте, мол, обживайтесь сутки, а потом — в бой. Мы не скоро-то и узнали, куда нас занесло.
Сержант ухмыльнулся невесело:
— Начальство полагает, что нам должно быть безразлично, где подохнуть. А тебе, Килька, что за дело? Что, приятней пулю от ваших горцев схлопотать, чем от здешних макак?
— А зачем мы здесь, сэр?
— Ха, Килька! Ты при капитане так не спроси. Враз в ночной патруль на границу сектора пойдёшь. Солдат не вопросы должен задавать, а выполнять приказ. Согласно устава и со всем рвением.
Но мирная обстановка зелёной котловинки, видимо, настроила сержанта на неофициальный лад. Докурив и аккуратно присыпав землёй чинарик, он снизошёл до ответа.
— Сынки, вы о Зеркале слышали?
— Слышали, сэр.
— А я даже видел как-то издали, когда в штаб ездил.
— Кто ж это тебя в штаб пустил, сопляк?
— Да мы овощи для штабной кухни разгружали.
— Ясно. Так вот, это Зеркало и есть та штуковина, при помощи которой мы сюда попали. Поэтому необходимо жёстко удерживать район вокруг него. Прикинь, что будет, если через Зеркало к нам домой хлынут орды макак?! Ты здесь, воин, не груши околачиваешь — выполняешь священный долг! Оберегаешь свой дом от вторжения врага!
— Почему ж тогда через то Зеркало мы домой попасть не можем?
— Мы не можем. А начальство может. Есть там какой-то секрет, нам не докладывают. А раз это возможно, то всегда существует потенциальная опасность нападения. Понял?
— Так точно. То есть никак нет, сэр. Откуда взялось само Зеркало?
— Ты, парень, этот вопрос яйцеголовым из лаборатории задай. Только тебя к ним на версту не подпустят. Они же секретней генеральской зарплаты! Похоже, они сами его и придумали.
— Зачем?
— Как зачем, тупая твоя башка! Чтоб завоевать этот мир, в котором мы сейчас.
— Да на кой он нам сдался?
— Р-разговорчики! Ты, солдат, не рассуждать должен, а службу бдить. Плохо устав помнишь. Будем вспоминать. Вечером, на спортплощадке. Вопросы?
— Никак нет, сэр. То есть ещё один. Зеркало тут. А мы контролируем ещё восемь секторов. Там тоже зеркала?
— Нет, сынок. Зеркал там нет. А что до контроля, то мы здесь для того, чтобы не девять секторов, а весь мир стал нашим. Следующий, кто задаст вопрос, отправляется в кухонный наряд.
Невдалеке застрекотали вертолётные лопасти.
— Эй, хорош валяться, вылетаем! Разлеглись, как ежи супоросные! Встали, подтянулись! Не солдаты, а черепахи полосатые!
Из открытого бортового люка высунулась чья-то пунцовая рожа.
— Грузитесь живей! Всех собрали, вы одни остались! Ужин сожрут!
Салазки вертолёта зависли в паре сантиметров от грунта. Пригибаясь и прикрывая согнутым локтем лицо от летящих в потоке воздуха от винтов мелких камушков, четверо вояк заскочили в машину. Вертолёт развернулся, сбивая хвостом зелень с деревца, и с треском растаял в небе. Я остался один.
Непосредственная опасность миновала, и я вспомнил, что хочу пить. Покуда я прятался за камнями, трясясь от напряжения и пытаясь раздавить побелевшими пальцами сталь автомата, жажда куда-то отступила. Поняла, верно, 'no не до неё сейчас. Зато теперь вернулась с удвоенной силой. Я слетел к озерку, упал лицом в воду и хлебал её до тех пор, пока не почувствовал, что скоро лопну.
Пропитавшаяся потом одежда задубела фанерой, высохнув на теле, и воздуха определённо не озонировала. Извлекши из карманов их содержимое, я простирнул барахлишко и развесил его по веточкам. Затем искупался сам. Жить стало несколько легче.
Ночь упала внезапно, будто в котловинку уронили каплю чернил. Набравши сучьев, я сложил из них костерок на бережке, неподалёку от загадочно мерцавшей в темноте воды. Сырое дерево гореть отказывалось категорически. Я без жалости пожертвовал на растопку пару купюр из толстой пачки денег, результата нашей коммерции. Еле тлевший огонёк обрадовался взятке и, как записной мздоимец, принялся её бодренько отрабатывать, через пару минут запылав уже вполне весело. Одежда вскоре просохла на теплом ветру, я облачился в неё и вернулся к огню. Лежал рядом с ним на песочке, время от времени подкармливая его парой веточек. Курил неспешно и с удовольствием. Дымок сигареты мешался с горьковатым дымом костерка. Закрой глаза — и ты дома.