— Вы знали Клэрион до того, как вам дали эту роль?

— А кто ее не знал? Но раньше мы никогда не встречались.

— И познакомились, должно быть, только на репетициях.

— Конечно. Она передавала мне все замечания режиссера, показывала мизансцены. Мы вдвоем репетировали наши реплики.

— Она нервничала?

— Немножко… Вообще-то очень, хотя и не подавала виду.

— А все плоды достались вам, — заметил Даймонд. — Вы заняли ее место и собрали восторженные отзывы.

— В нашей работе, дорогой мой, такими шансами не бросаются, — вызывающе глядя на него в упор, ответила Гизелла.

В этой молодой женщине бурлила решимость. За четыре дня исполнительница эпизодической роли превратилась в звезду.

— Почему вы не перебрались в гримерную номер один?

— Мне предлагали, но я считаю, что та комната по праву принадлежит Клэрион. Здесь ничем не хуже.

Объяснение показалось Даймонду неубедительным. Амбициозная актриса отказалась от гримерной, предназначенной для звезд.

Он прошелся по комнате и осмотрел раковину.

— Эта раковина часто засоряется?

— С тех пор как я работаю здесь — ни разу.

Даймонд заглянул в тумбочку под раковиной, но каустической соды там не обнаружил. Как и мертвых бабочек.

— В таком случае не будем больше вам мешать.

В коридоре Даймонд заговорил, обращаясь к Тайтусу:

— Одного не пойму: номер этой гримерной — восьмой. Первая, вторая и третья гримерные находятся слева от сцены. А где же гримерные номер четыре, пять, шесть и семь?

— Тоже слева от сцены, только этажом выше. Десятая и одиннадцатая — над нами.

— Кто пользуется ими?

— Когда ставят пьесы вроде «Я — фотоаппарат», в которых задействовано мало актеров, — никто. Эти гримерные пустуют.

— Наверху я еще не бывал.

Они поднялись по узкой лестнице в гримерную номер десять, явно менее удобную, чем комнаты под ней. Даймонд заглянул в шкафы, потом спросил, есть ли по соседству другие гримерные.

Тайтус покачал головой:

— Нет, только одиннадцатая этажом выше.

— Ведите меня туда.

Одиннадцатая гримерная походила не на комнату, а на сарай с девятью зеркалами и туалетными столами.

Даймонд указал на соседнюю дверь:

— А там что? Чулан, где хранят чистящие средства?

— Не имею ни малейшего понятия.

Даймонд распахнул дверь и содрогнулся, испытав шок. Прямо перед ним разверзлась черная бездна колосников. Дверь вела на рабочий мостик — тот самый, куда он уже поднимался по вертикальной лестнице, начинавшейся на уровне сцены.

Он перегнулся через металлические перила и вспомнил, как далеко внизу находится пол. Между тем в голове у него обретала очертания новая гипотеза. Главный довод против его теории убийства до сих пор был прост: в одиночку труп почти невозможно втащить на мостик по вертикальной лестнице. Но теперь Даймонд знал, как это проделали.

Однако Дениз могла и сама выйти на мостик, чтобы привести в исполнение план самоубийства.

Они вернулись в одиннадцатую гримерную, Даймонд остановился в центре комнаты.

— Скорее всего, уборщики сюда и не заглядывают, пока гримерной никто не пользуется. — Он приблизился к ряду столов и присел, словно судья, оценивающий расположение шаров в игре.

— Что вы делаете?

— Изучаю столешницы. Да, я был прав: пыль с них не смахивали уже давно.

Даймонд завершил осмотр и отступил.

— Итак, мы имеем девять пыльных столов, и на одном из них, — он указал на самый дальний от двери стол, — пыль с краю стерта довольно характерным образом. Слышали об отпечатках пальцев? А здесь у нас, похоже, отпечаток задницы.

Чистый тальк. Без каких-либо примесей.

— Обидно. А я надеялся, что примеси обнаружатся.

Вернувшись в отдел, Даймонд, Холлиуэлл и Лимен застали там констебля Пола Гилберта с заключением о содержимом банки с пудрой, найденной у Дениз. Результат разочаровал всех.

— Если пудра Дениз была безвредна, — заговорил Даймонд, — каким же образом на лицо Клэрион попала каустическая сода? Если ее нанесла не Дениз, то кто?

— Над этим вопросом мы уже ломали голову, шеф, — подала голос с другого конца комнаты Ингеборг.

— Да, но с тех пор я познакомился кое с кем из этих персонажей.

— И с дублершей? — без особой надежды уточнила Ингеборг.

— Всего за четыре дня, пока идет спектакль, она научилась вести себя как заправская примадонна. А еще я встретился с исполнителем главной мужской роли Престоном Барнсом — сразу после того, как он расквасил нос директору театра, который разрешил Джону Лимену обыскать гримерные. Оказалось, Барнсу есть что скрывать. Он, как выяснилось, торчок.