В стороне, на одном из холмов, обрамляющих поле с южной стороны, всадник заметил одинокую фигуру. Некто в черном плаще восседал на коне странной масти. Крупный белесый жеребец застыл на фоне серых облаков, увлекаемых ветром. Облака были такого же цвета, что и конь, бледная шерсть животного сливалась с взлохмаченной серой шкурой небес. Издали казалось, будто человек в развевающемся черном плаще восседает на облаке. На груди его блестел светлый металл.

Воин пришпорил рыжего коня, направляясь на холм к незнакомцу. Всадник знал, что блестит под черным плащом – серебряная труба.

Пока рыжий конь преодолевал подъем, бледный жеребец не шелохнулся. Северный ветер трепал его гриву и хвост, трепал и раздувал черный плащ наездника, будто гигантские крылья. «…и вот, конь бледный, и на нем всадник, имя которому Смерть…»

Смерть повернул голову, поглядел в глаза воину и улыбнулся.

– Война и Смерть встречаются над этим полем. Как патетически звучит!

– Ты командуешь этим войском?

Оба глянули на равнину. Мертвецы перестали продвигаться, передние ряды замерли, тогда как арьергард продолжал выходить из-за южных холмов. Скелеты сходились плотней, чтобы лучше противостоять натиску кавалерии. В их действиях чувствовалась осмысленность и расчет. Лишенные индивидуальности, они, вместе с тем, вели себя как опытные бойцы.

– Я? Командую? – переспросил Смерть. – Ну, разве что метафорически… в переносном смысле. Смерть и войско мертвых… Нет, я не отдаю им приказов, если ты это имеешь в виду. Я не трясу дерево, я подставляю ладонь и жду, когда спелый плод упадет в нее. Они всегда падают. Нужно только уметь дождаться. Нужно знать, когда протянуть ладонь.

– Это тоже… метафорически?

– Разумеется. Ты же видишь, теперь, когда мы протрубили весть, каждый занимается, чем пожелает. Голод жрет, Чума веселится, а я ищу ответы. Я не подталкиваю события, я лишь наблюдаю за их ходом. Мне нет нужды предпринимать какие-либо действия, все и вся в конце концов является ко мне.

– Если не ты, то кто же их ведет?

– Неизбежность. Рок. Высшая воля. Называй, как хочешь. Любые имена будут равно хороши или равно плохи.

– Имена? Значит, это все же некая персона? Я могу его встретить? Хотя бы увидеть?

– Я произнес «имена», потому что ты спросил «кто же их ведет»? Ты сказал «кто», а не «что», потому я позволил себе…

– Да, прости. Тогда я хочу уточнить: «кто» или «что»? Все же ты сказал «имена»…

– Война, Смерть, Чума, Голод – это имена? Ты знаком со всеми. Ты их видел.

– Но скелеты нас не видят. Для них мы не существуем.

– Разумеется. Им не страшны голод и чума. Им чуждо все присущее живым… Они знают лишь одно: убивать.

– Но они исполняют именно то, что написано в книге? Это значит…

– Я думаю, это ничего не значит. Кстати, книга! Возьми-ка, это тебе, – Смерть извлек из-под черного плаща обрывок исписанной страницы и протянул собеседнику.

Тот прочел:

– «…И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч…» Но это неправда. Я ничего не беру, я… Я, напротив, явился, когда у людей отняли мир. Когда мир исчезает, единственное, что остается людям – это я.

– Как видишь, в книге написано не совсем верно.

– Хорошо. Оставим это. Значит, ты вырвал страницы там, в церкви? Ты идешь за армией мертвых? Как Голод?

– Нет, обычно я немного опережаю нашествие… «И ад следовал за ним» сказано в книге. Самое интересное происходит не после, а до прихода скелетов. Верней, перед самым их появлением. Знаешь, очень любопытно наблюдать, как ведут себя люди, когда видят приближение этого войска. Тогда наружу вырывается все, что таилось в глубине, что пряталось в укромных уголках души. Люди открываются с неожиданной стороны, можно увидеть много интересного. О-о-о… я снимаю обильную жатву. Армия мертвых лишь довершает дело. В сущности, за ними скучно наблюдать, они не изобретательны и однообразны. А как изощренно начинают действовать люди, какую богатую фантазию проявляют, если знают, что им не грозит возмездие! Перед лицом грозной опасности, когда рушится привычный мир, когда перестают действовать писаные законы, с них вмиг слетает все, что держало оковах воображение. Люди совершают поступки, о которых мечтали всю жизнь, но боялись признаться. Да, боялись признаться даже себе… И, наконец, они приветствуют меня. Если бы этой армии не было, ее следовало придумать.

– Однако она есть. Голод сказал, что такова шутка Создателя – дать людям то, что ими придумано. Воплотить страхи в реальность. А Чума считает, что Создателя нет, воображение и вера сами по себе создают чудовищ. Что скажешь ты?

– Чума остроумен, но излишне тороплив. Он не умеет ждать и не держится долго. Если бы он поразмышлял более основательно, то понял, что на самом деле нет никакой разницы. Есть ли Создатель или его нет – это безразлично. Это, в конечном счете, одно и то же. Единственное, что имеет значение – вера.

– Объясни.

– Неважно, как ты это назовешь: «Создатель» или «вера в Создателя». В сущности, между этими понятиями нет разницы. Люди придумывают имена тому, чего не могут объяснить. Но имена могут различаться. А что меняется, если у силы, отправившей в поход армию мертвых, есть имя, душа и разум? Что меняется, если их нет? Не Создатель придумал нас, серебряные трубы и войско скелетов, а человек, написавший с верой в Создателя книгу… Голод объяснил тебе причину появления армии мертвых. Потом Чума дал то же самое объяснение, но другими словами. Создатель и вера в Создателя – одно и то же. Понимаешь?