– Все, я не хочу больше иметь с этим депутатским корпусом ничего общего. Я ухожу.

– И катись, без тебя справимся.

– Неужели ты не понимаешь, что Хасбулатова интересы государства беспокоят так же, как Аллу Пугачеву – результаты чемпионата Дагестана по вольной борьбе! Он же ни о чем, кроме своего политического рейтинга, давно не думает. Вспомни хоть один нормальный, необходимый стране законопроект Верховного Совета за последние три месяца. Вы же только тем и занимаетесь, что с Ельциным воюете. Хватит, остановитесь, пока окончательно страну не довели.

– Это Ельцин твой страну до ручки довел. Царь-батюшка наш! Хватит – или он, или я. Меня Хасбулатов сейчас меньше всего волнует. Мне важно, чтобы ОН ушел.

– Руцкого хочешь иметь президентом?

– Хочу нормальных выборов! Пусть народ решит, кому страной управлять.

– А ты понимаешь, что твое желание – это прямой путь к гражданской войне в России?

– Только не надо пугать меня и остальных войной. Если Ельцин одумается, никакой войны не будет!

– А если нет? Ты же понимаешь, что он никогда на уступки не пойдет и компромисса с вами искать не будет. Он просто пригонит сюда пару дивизий и расстреляет вас из крупнокалиберных орудий.

– Еще не каждая дивизия захочет сюда идти!

– А это уже раскол в армии. Ты к этому призываешь? Нет, все-таки ты не прав, Сергей.

– У каждого своя правда. Посмотрим, чья правдивее. И не надо меня больше агитировать! Мы с тобой давно по разные стороны баррикад.

…Карим не мог понять, как Сергей погиб – ни раны, ни крови видно не было. Бывший друг сидел на полу, привалившись к стене, и лицо его было совершенно спокойным. Как будто он устал и решил немного передохнуть. Карим аккуратно положил его на пол, закрыл ему глаза, с трудом вырвал из рук автомат и пошел дальше. Пройдя шагов десять, он вернулся, снял с пиджака Сергея депутатский значок, опустил его в карман своей куртки и продолжил путь к кабинету. Вокруг носились люди, откуда-то снизу раздавался женский плач, переходящий в истерику и каждые полторы минуты страшный грохот выстрелов бил по голове невидимой колотушкой. Наконец, Карим добрался до своего кабинета. Дверь была открыта. Вещи, бумаги, компьютер, сейф в полном порядке, но было заметно, что здесь побывал кто-то посторонний. Все лежало аккуратно, но не на своих местах. Впрочем, Карима это не волновало, он снял со стены работы друга-художника и стал вынимать их из рам. Даже так картины оказались довольно громоздкими. Обернув каждую первыми попавшимися под руку газетами, он связал их вместе, сделал из веревки ручку, чтобы было удобнее нести, и вышел в коридор. Через шесть секунд раздался очередной выстрел, зазвенели посыпавшиеся оконные стекла, и кабинет заместителя председателя комитета по взаимодействию с гражданскими институтами и прессой, депутата Верховного Совета Джандарова К.А. загорелся.

Монотонный гул заполнил голову Карима. Он бежал вниз по лестнице и, уже выйдя на улицу, понял, что ничего не слышит. Он шел сквозь толпу людей, они что-то говорили, о чем-то спорили, иногда даже обращались непосредственно к нему, но Карим не мог разобрать ни единого слова. Он пытался отвечать, но и своего голоса не слышал. Когда Карим вернулся домой, его встретили плачущие в голос Карина с Алиной. И тут к Кариму вернулся страх за страну, за своих близких. Этот страх был сродни тому, что накрыл Карима утром 19 августа 1991 года, когда под окнами ползла колонна тяжелой техники. Но, как и в то страшное утро, он быстро взял себя в руки, став спокойным и решительным.

Карим вызвал по телефону Толика и, как тогда, в 91-м, попросил его отвезти семью на вокзал и посадить в поезд на Махачкалу. Второй раз за два с небольшим года Карина уезжала в Дагестан не по своей воле. Лежа на верхней полке, она смотрела в окно и тихо плакала почти до самой Тулы. А в это время Карим сидел за кухонным столом и допивал бутылку «Столичной». Но, как он ни старался, лицо Сергея, лежащего на полу с автоматом в руках, из памяти не стиралось. Он понимал, что завтра Лена, не дозвонившись до мужа, первым делом придет к нему – Кариму. И что он будет говорить, куда при этом смотреть, Карим придумать не мог. Он злился на себя, на водку, которая не помогала. Злился на Хасбулатова и Ельцина, которые так и не смогли договориться. Злился на телевизор, который в очередной раз вещал о победе демократии в стране. Он пил и все больше зверел. Когда концентрация алкоголя в крови достигла критического уровня, Карим уснул прямо за столом с куском бородинского хлеба в одной руке и граненым стаканом в другой.

Лена появилась через два дня. У нее был совершенно потерянный вид и покрасневшие от слез и усталости глаза. Прямо на ходу Карим придумал версию:

– Лен, им неделю назад отключили электричество. Телефон ему зарядить негде. Ты потерпи, скоро все это закончится, и он обязательно тебе позвонит.

– О чем ты говоришь, Карим! Я смотрю все новости по телевидению. Хасбулатова арестовали, Руцкого тоже. Сергей был с ними. Значит, и его увезли. Что теперь с нами будет! – Она закрыла лицо руками и расплакалась.

– Я сейчас поеду в Белый дом и постараюсь, что-нибудь выяснить. – Карим решил разыскать тело Сергея и организовать похороны.

Но, к удивлению Карима, в Белом доме сказали, что Сергея в списке убитых нет. По их данным, вообще ни один депутат Верховного Совета не пострадал. Тогда он поехал в Кремль к Макарову – заместителю руководителя президентской Администрации.

– Понимаешь, Карим. Такое дело… В общем, как нам сказали, я думаю… Короче, не было убитых среди депутатов. НЕ БЫЛО. И ты его не ищи. Так лучше и для тебя, и для его семьи.

– Как это убитых не было? Мне что, Сергей там, в Белом доме, на лестнице приснился, что ли?

– Прекратите истерику Джандаров. Идите, работайте.

…Точных данных о погибших во время событий 2–5 октября 1993 года найти не удалось. По одним источникам, погибло 134 человека, по другим – больше тысячи. Лене через два месяца выдали бумажку: «пропал без вести 3 октября 1993 года». Полгода ходила она по всем инстанциям, по нескольку раз обошла все московские морги, но ничего выяснить ей не удалось. Карим рассказать Лене о том, что видел ее мужа погибшим, не смог. Поскольку квартира, где проживала семья Сергея была служебной, весной 1994 года ее пришлось освободить. Лена с сыном вернулась в Кемерово и устроилась работать в регистратуру детской поликлиники. Дважды Карим посылал ей через знакомых деньги, но она их возвращала.