Так незаметно для всех прошел этот год. Первый, после появления на свет гражданки США Карины Каримовны Джандаровой.

Меньше всего в этой жизни Карима интересовала околополитическая возня в его родном Дагестане. Слишком хорошо он знал людей, которые находились во власти в его родной республике, слишком хорошо понимал, о чем они думают, когда говорят о любви к Дагестану и его народу. Дважды отказывался он от предложения Председателя Госсовета возглавить одно из министерств республиканского правительства. Дагестан посещал с неохотой, с махачкалинскими и каспийскими друзьями не встречался, в родное село к отцу ни разу не заехал. Угрызений совести при этом не испытывал.

В августе 99-го на границе с Чечней было неспокойно, а три села Буйнакского района фактически объявили себя территорией вне законов России и Дагестана, отгородившись от остального мира блокпостами. Чем все это закончится, Карим догадывался.

На следующий день после того, как бандиты парадным строем вошли в дагестанское село Ансалта, рассчитывая на поддержку местного населения, Карим написал заявление об уходе по собственному желанию. Второй раз в жизни. Заместитель руководителя Администрации президента по кадрам Михаил Илларионович Капризин внимательно прочитал заявление, снял очки и посмотрел на автора документа так, как это обычно делают врачи, пытаясь «на глаз» поставить диагноз очередному пациенту.

– И что все это значит, Джандаров? На вас организация поездки президента в Грозный в сентябре, а вы мне заявление «по собственному желанию» суете… Если я не ошибаюсь, вы уже однажды подобное заявление писали?

– Мне все это надоело. Насчет заявления не ошибаетесь. Как всегда. Отличие в том, что тогда президентом был Ельцин, а сейчас Ельцин. Чувствуете разницу?

– Допустим.

– Тогда подпишите, и я пошел.

– Оставьте ваше заявление, мне нужно посоветоваться.

Карим вышел из здания на Старой площади и на метро поехал домой. Дверь открыл своим ключом. Карина на кухне что-то готовила.

– Я уезжаю.

– Куда?

– В Африку. В Камеруне выборы президента, я в составе наблюдательной комиссии. Вернусь недели через две. А вообще точно не знаю. Как получится. Я буду звонить.

– Есть хочешь?

– Нет, у меня самолет через два часа. Еще собраться нужно.

Через полчаса Карим вышел из дома. В правой руке у него была спортивная сумка Nake, в левой – мобильный телефон. В джинсах и свитере, да еще и с увесистым баулом он был похож на мелкого коммерсанта с Черкизовского рынка. Пока он ловил такси, к нему дважды подходили местные стражи порядка и проверяли документы. Увидев в паспорте московскую прописку, они сильно удивлялись и разочаровано шли к следующему «клиенту».

Бомбилу Карим подрядил отвезти его на Каширку. В том месте, где шоссе «упирается» в московскую кольцевую автодорогу, уже давно образовалась стихийная стоянка дагестанских дальнобойщиков. Водители многотонных машин дожидались попутного груза на родину. Ожидание обычно затягивалось на несколько суток. Но камазисты не унывали, поскольку предприимчивые местные дельцы предлагали на стоянке полный спектр бытовых услуг – от кафе до парикмахерских.

Карим выбрал более-менее чистый КамАЗ с термобудкой и постучал в дверь кабины. Трехминутной беседы оказалось достаточно, чтобы договориться насчет перевозки груза в Дагестан.

Водители, не задавая лишних вопросов, завели машину. Карим залез в кабину. Познакомились уже в дороге. Обоих звали Магомедами. Оба были даргинцами из селения Леваши. Племянник и дядя. Племяннику было 25 лет, дяде 40. В Кашире заехали на местный продуктовый рынок. За полтора часа Карим купил десять тонн продуктов – муку, рис, сахар, подсолнечное и сливочное масло, тушенку, рыбные консервы, сухое и сгущенное молоко, чай, конфеты. Через трое суток их КамАЗ влился в поток автомобилей в ночной Махачкале. Было решено ехать прямиком на центральную площадь. Остановились у стадиона «Динамо». Карим вышел из машины и направился в здание городской администрации. Электронные часы над рекламой корейской фирмы «Самсунг» показывали 23–50, но в мэрии было полно людей. Удостоверение заместителя начальника отдела Администрации президента здесь котировалось слабо. Его просили подождать, потом позвонить, потом еще немного подождать и, наконец, пропустили к мэру города.

Городской глава встретил Карима неожиданным вопросом:

– А ты что здесь делаешь?

– В отпуск приехал. Отдохнуть у моря… У меня десять тонн продуктов. Куда их везти?

– Минуту, решим. – Мэр стал звонить по телефону.

Карим встал из-за стола, прошелся по кабинету. Выглянул в окно. На площади собиралась какая-то войсковая группа. Всюду сновали вооруженные люди. То и дело подъезжали армейские грузовики.

– Поезжай в Ботлихский район. Селение Годобери. Найдешь там полковника Булгакова. Продукты передашь его группе. Они, говорят, уже третьи сутки одними лесными ягодами питаются. Я дам тебе машину сопровождения. Где твой КамАЗ стоит?

– У стадиона.

– Иди к нему. Подъедет «Хаммер». Номера – три семерки.

Семь часов дороги до Годобери измучили водителей больше, чем предыдущие трое суток. Но они терпели и о дополнительной оплате даже не заикнулись, хотя по договоренности КамАЗ должен был доставить продукты только в Махачкалу.

Светало. Утренний туман скрывал красоты горного пейзажа. Трудно было поверить, что в этих местах идет самая настоящая война с применением артиллерии и штурмовой авиации.

На блокпосту у въезда в аул их остановили. С охраной говорили ребята из «Хаммера». Один из местных сел в машину сопровождения. По узким сельским дорогам с большим трудом проехали, точнее, протиснулись к центральной площади. Остановились у сельсовета. Выяснилось, что связи с армейской группой полковника Булгакова нет. Дали проводника – мальчика десяти лет с ярко-рыжими кудрявыми волосами. Звали его Хочбар. По-русски он не говорил, но с поставленной задачей справился на «отлично». Около часа ушло у них на дорогу. Обогнув прилегающую к аулу гору, они вышли на высоту, с которой открывался величественный вид на хребет и пять аулов Ботлихского района. Полковник Булгаков попросил подвезти к месту дислокации его подразделения тушенку, чай и сгущенное молоко.