Нортон Андрэ
Шрифт:
— Все мертвы, — это был не вопрос, но утверждение, и Тирта обнаружила, что может ответить только правду.
— Мы так считаем.
— Они сказали, что пришли от лорда Хоннора. Показали запечатанный цилиндр, адресованный Ламеру, и потому перед ними открыли ворота. Тогда он рассмеялся и…
Снова тело его судорожно вздрогнуло, и Тирта в ответ только крепче его сжала. Но на этот раз заговорил наклонившийся вперёд фальконер.
— Маленький брат, наступит время для возмездия крови. А до того смотри в предстоящие дни, а не в прошедшие, — такие слова он мог бы обратить к человеку своего возраста и из своего народа. Тирта ощутила негодование. Неужели он считает, что так можно утешать ребёнка? Разве такой совет принесёт утешение?
Но воин как будто оказался прав, потому что Алон пристально посмотрел ему в глаза. Его маленькое лицо приобрело серьёзное напряжённое выражение, и между ними словно произошёл обмен мыслями, как между человеком и птицей. А Тирта при этом ничего не ощутила.
— Ты птичий человек, — медленно сказал мальчик. — А он?..
Алон высвободился, поднял худую руку и указал на сокола, который выглядел так, словно собирался вот–вот уснуть. Его жёлтые глаза полузакрылись, крылья он плотно прижал к телу.
— На своём языке он называет себя Крылатый Воин. Он вождь стаи и…
— Один из обученных, — медленно закончил Алон. И обратился непосредственно к птице:
— Пернатый брат, ты великий боец.
Сокол раскрыл глаза, взглянул на него сверху вниз и испустил негромкий гортанный крик.
Алон снова повернул голову и посмотрел прямо в лицо Тирте.
— Ты… ты как Яхне, правда? — в который уже раз тень легла на маленькое лицо. — В ней был Зов. Ты… ты другая. Но в вас обеих Кровь.
Тирта кивнула.
— Я Древней крови, брат–родич, но родилась в другом месте. Я из–за гор.
Он шевельнулся, не освобождаясь, а садясь прямее. Она помогла ему устроиться поудобнее.
— Из–за гор… — повторил он. — Но там же зло… — он поднял голову и посмотрел на девушку. — Нет… Тьма… я её чувствую. Ты не из Тьмы, сестра–родственница. Ты с востока, где собираются тучи? Яхне много раз пыталась прочесть метательные камни, но всегда между нами и востоком лежала Тьма. Приходят разные существа, спускаются с холмов, но они не такие, как Джерик… — губы его на мгновение дрогнули. — Потому что Джерик — человек и по собственной воле решил служить Тьме.
— Из–за гор из Эсткарпа. Там не так много зла, маленький брат, — Тирта ответила серьёзно, тем же тоном, что и фальконер. — Но мои предки жили в этой земле, и теперь я вернулась с определённой целью.
Он кивнул. Поведение его совсем не напоминало детское. Тирта подумала, естественно ли это для него или же Сила, которая помогла ему скрыться, не только усилила Дар, но и сделала ребёнка взрослым. Он казался вдвое старше своей внешности.
— Тут бродят такие, как Джерик, — он ещё больше высвободился из мягкой опеки рук. — Они следят. И они ненавидят Древнюю Кровь. Меня старались держать втайне, но они как–то узнали.
Фальконер вложил в ножны свое необычное оружие и надел шлем.
— Тогда, кажется, нам следует найти убежище получше, — он встал, поднял руку с крюком, и сокол тут же сел на неё.
Алон окончательно высвободился, хотя Тирта держала его за плечо, помогая встать. Трудно было поверить, что ребёнок, который совсем недавно выглядел таким беспомощным и слабым, проявляет подобную живость. Мальчик на мгновение пошатнулся, потом выпрямился, насколько позволял рост, и стоял уже вполне устойчиво, хотя и не отказался от руки Тирты. Фальконер привёл лошадей.
Алон круглыми от восторга глазами посмотрел на торгианца и нерешительно поднял руку. Конь фыркнул и по шагу начал приближаться к мальчику, словно был чем–то удивлён и насторожен. Фальконер выпустил его повод. Конь опустил косматую голову, принюхался к ладони мальчика, фыркнул.
— Он… он другой, — Алон перевёл взгляд с торгианца на пони, потом назад.
— Действительно, — ответила Тирта. — В Эсткарпе такие лошади считаются боевыми и высоко ценятся.
— Он один, — Алон словно не слышал её или слова не имели для него значения. — Тот, кому он служил, мёртв; и с тех пор его дни пусты. Но примет ли он меня? — лицо мальчика изменилось. Его осветила улыбка, яркая, как солнце, которое воображала себе Тирта, вытаскивая его из темноты. Он коснулся распущенной чёлки лошади, и голос его оживился. — Он принимает меня! — словно произошло нечто удивительное и невероятное, изменившее весь мир.
И впервые с того времени, как они вместе в пути, Тирта увидела улыбку фальконера и вновь подумала, что он сильно отличается от своих соплеменников. Воин подхватил Алона и посадил в пустое седло.
— Удачи тебе, маленький брат. Как сказала леди, таких найти нелегко.
Алон наклонился вперёд, провёл ладонью по шее торгианца, а конь вскинул голову, заржал и сделал два небольших шага в сторону, словно был очень доволен собой и всадником.
И вот все верхом — сокол снова уселся на седло фальконера — они направились глубже в холмы. Тирта с тревогой следила за мальчиком. Хотя сама она сознательно воспитывала в себе твёрдость, с детства училась защищать свою сущность и назначение, что ждало её впереди, она не могла поверить, что ребёнок может так быстро оправиться от ужасов нападения и спасения от него.