— Была ли тогда возможность оборонять каждую тропу в горах? — спросил Тимофеев, вспомнив, как предлагал Виктор Соколов взять под контроль квадрат «одиннадцать» — именно там прошли немцы к Эльбрусу.

— Согласен, Василий. — Иван Владимирович поправил ремень, вытянул ноги — его утомила неподвижная поза. — Беда еще и в том, что наши войска не имели опыта ведения боев в горно-лесистой местности. И только теперь… Скажи, кому из наших солдат пришлось когда-либо воевать на высоте трех с половиной километров? Никогда, никому. С этим наши солдаты сталкиваются впервые. Тут-то от каждого бойца требуется предельная собранность, мужество и особая сноровка. И как ты заметил, сложности возникают из-за снабжения. Можем ли мы рассчитывать на то, что получим достаточное количество вооружения и боевой техники? Вряд ли. — Тюленев, разумеется, понимал: какие бы ни приходилось испытывать трудности, в каких бы сложных условиях ни находились солдаты, главные усилия страна направляла для разгрома фашистов под Сталинградом, поскольку именно там решалась судьба войны.

— С досадным опозданием мы создали такие усиленные батальоны, как у Соколова, — самокритично заметил Василий Сергеевич. — А они необходимы для того, чтобы действовать перед передним краем дивизий. Кстати, уже с первых дней себя вполне оправдали. Они обеспечивают главным силам свободу маневра и возможность нанесения контратак в выгодных для них условиях.

— Нужно смелее, шире применять в горах такие передовые отряды.

— Оказавшись в окружении, — продолжал Тимофеев, — батальон Соколова не только стойко оборонялся в ожидании подкрепления, но и смело атаковал противника…

Несмотря на то что дивизии удалось справиться с основной задачей, поставленной перед ней руководством фронта, — не дать пройти немцам через перевалы к Черному морю, — комдив Тимофеев был недоволен: что-то, казалось, оставалось невыполненным, незавершенным. Должно быть, такое ощущение будет до тех пор, пока немцы остаются в горах, пока угрожают прорывом в Закавказье. Очевидно, беспокойство пройдет лишь тогда, когда погонят фашистов не только с Кавказа, но и со всей страны.

— Последние дни были особенно напряженными, тревожными, — поделился Василий Сергеевич. — Никак не удавалось доставить боеприпасы и продовольствие батальону Соколова, который отправили с оперативным заданием разгромить отряд егерей, пытавшихся занять позиции вблизи высокогорного селения. Благо помогли пилоты, горцы…

— Бойцов, отличившихся в операции, надо представить к награде, — сказал Иван Владимирович.

А Тимофеев вспомнил, как Виктор Соколов, отощавший за эти несколько дней, глядел на него покрасневшими глазами. С усталой улыбкой на обветренном горным воздухом и опаленным солнцем лице он доложил о том, что задание выполнено, отряд егерей разбит. «Отдыхай, сынок», — сказал комдив ему с отеческой теплотой. И весь батальон в ту ночь отсыпался.

Тюленев крепко пожал руку Николаю Ивановичу Ващенко, командиру полка. Он был рад видеть старого сослуживца.

— Жив-здоров? Как дела?

— Держим оборону под облаками, товарищ командующий.

Разговор шел у петляющей горной дороги, неподалеку от крайних домов небольшого селения. Иван Владимирович слушал короткие четкие пояснения Тимофеева и Ващенко и смотрел с откоса в позолоченную даль — все меньше оставалось зелени, деревья пожелтели, кое-где листва окрасилась багрянцем, ветви дубов, казалось, пылали. И только ели сохраняли свой вечный, зеленый наряд.

Когда были обговорены основные вопросы, речь зашла об итогах визита Черчилля в Москву. Некоторые полагали, что глава английского правительства явился с обнадеживающей миссией: не сегодня завтра, предрекали наивно, западные державы, Англия и США, откроют обещанный второй фронт.

— Бойся данайцев, дары приносящих, — припомнил Иван Владимирович крылатое выражение древних греков. — Ведь были и такие, кто считал, будто Черчилль пересмотрел свои взгляды, трезво оценил обстановку и из противника Советского Союза стал его сторонником.

Кинооператоры снимали приезд Черчилля на пленку. Он шел мимо строя почетного караула, пристально всматриваясь в лица солдат, словно в один миг намеревался установить настроение советских людей в столь критическое для них время. В суровых лицах бойцов он почувствовал непреодолимое мужество.

— А что, если бы весной сорок второго года был бы открыт, как обещали, второй фронт и англо-американские войска высадились на континенте? — заметил Иван Владимирович, как бы размышляя вслух. — Нет, не оказались бы немцы у стен Сталинграда и в предгорьях Кавказа. Сколько людских жизней было бы спасено ценой небольших союзнических усилий!

— Товарищ командующий, разрешите обратиться?

— Соколов? — приветливо встретил Тюленев приблизившегося к нему Виктора. — Обращайся, комбат. Что у тебя?

— Горят костры на башнях в Ларисе.

У приземистых пушистых елей, за скалами и камнями отряд остановился: нужно было перво-наперво установить тщательное наблюдение за селом прежде, чем входить в него. Виктор Соколов поднес к глазам бинокль, висевший на шее, стал внимательно и не спеша рассматривать близлежащие к нему улочки, дворы.

Кругом было тихо и безлюдно. Похоже, немцев нет. И все-таки он не спешил: тут могла быть засада, надо держать ухо востро, быть ко всему готовым. Фашисты могли разжечь костер на башне для приманки, дескать, клюнут доверчивые советские бойцы, поспешат на помощь горцам, а мы их встретим внезапным огнем.