Шрифт:
— Погоди, мама. — Истинный смысл слов ее, похоже, только теперь дошел до Виктора. — Ты что-то путаешь. Парень он дисциплинированный. Уж я-то знаю Махара! Не может быть, чтобы он…
— Стала бы я наговаривать на парня!
— Он сам в этом признался?
— Он такое в бреду говорит — диву даешься. — Волнение матери передавалось и сыну. — И за немцами гнался, — продолжала она, — и от немцев убегал. И Прохорова высматривал… Винегрет полнейший. А может быть, он с Прохоровым ходил?
— А почему Прохоров еще здесь? — Виктор посмотрел на мать усталыми, покрасневшими от бессонных ночей глазами.
Она ответила не сразу, словно сомневалась в том, надо ли говорить сыну о своих медицинских делах.
— Рана у Прохорова то заживает, то опять кровоточить начинает. Ничего не пойму. Решила оставить, пусть окончательно заживет…
— Ты педантична, мама. — Виктор и сам не ожидал, что невзначай больно заденет ее.
— Мало хорошего в том, что тебя, недолеченного, поспешили отправить на фронт! — сердито вымолвила мать. — Еще неизвестно, чем это может кончиться. И по сей день хромаешь.
— Не сердись, пожалуйста, — улыбнулся Виктор. — Устал я от всего. Сегодня высплюсь. И все будет как надо. И прихрамывать перестану.
— Это неплохо, что шутишь. А между тем вид мне твой очень не нравится.
Скала угрюмого Казбека Добычу жадно сторожит, И вечный ропот человека Их вечный мир не возмутит.Вспомнились Виктору последние строчки из «Демона», и произнес он их в меру торжественно, но не во весь голос, а шепотом, чтобы не разбудить раненых. Елизавета Христофоровна воздержалась от дальнейших упреков, и они оба помолчали. Вспомнили, как Виктор долгими вечерами читал матери стихи Лермонтова, рассказывал о его жизни. И ей он привил любовь к поэту, и она стала брать на ночные дежурства с собой сборник стихов…
Голос Зангиева вывел их из задумчивости.
— Заира! — Махар порывисто оторвал от подушки голову, заговорил в бреду поспешно и тревожно: — Ты не подумай — я не трус. Все равно приду к тебе. Вот увидишь. Клянусь! Прохоров? Ну и что! И я смогу. — Лоб парня покрылся крупными каплями пота. Он замолчал внезапно, провел языком по сухим, потрескавшимся губам и, чуть приоткрыв глаза, вымолвил беспокойно: — Фрицы! И сюда пробрались лазутчики. У-у, гады! Ищете лазейку? Я вам покажу. Вы у меня найдете. Там ров, ага. Бросайтесь. Это ты, Саша? Стой, кто идет? Да ты что? Не узнал? А что у тебя в руке? Пистолет? Откуда? Трофейный? Будешь стрелять? Испугался? Чудак. Шуток не понимаешь. Нет, не выдам. Не бойся. Ты на Кавказе живешь. А не там… Кто мы? Друзья. Дружны, как пуговица и петля. В бою можно быстро разобраться. Меня не надо проверять. Да. Ты молодец. Ты пошел. А я — думал. Ничего, пойду. Вот увидишь, Заира. Все равно приду к тебе. Подожди. Скоро, очень скоро…
Виктор слушал с настороженным вниманием. Махар произнес еще несколько невнятных слов и смолк. А комбат продолжал напряженно думать, пытаясь по этим отрывочным фразам представить, что же могло произойти с Зангиевым.
Лиза подошла к койке, осторожно вытерла бинтом влажный лоб парня и сочувственно вздохнула.
— Боже! А если бы попался немцам! — обронила она. — С такой-то рукой, что бы он сделал…
— Махар вернулся в палату один? — спросил Виктор, стараясь скрыть от матери волнение. — Или его привел Прохоров?
— Я не заметила, когда он вернулся. Меня позвала медсестра к тяжело раненному… Говорю тебе, сынок, Махару было хорошо. Даже на фронт рвался. И вдруг потерял сознание. Когда пришел в себя, спрашиваю: что с тобой? На рану показывает. То ли он упал на раненую руку, то ли… — Лиза перехватила взгляд сына. — Ты считаешь, что они подрались?
— А ты как считаешь?
— Думаю, что нет. Но ссора была. Ты ведь слышал, что Махар говорил.
— А из-за чего?
— Вообще все довольно странно.
— А Прохоров к тебе не подходил? — Ему вдруг почудилось, что мать от него что-то скрывает.
— Нет. — Мать смотрела на него с удивлением. — Ты считаешь, что ему нужно было подойти ко мне? Он мог что-то прояснить?..
— Плюнь. Не ломай голову. — Виктор решил переменить тему разговора, чтобы мать ничего не заподозрила. — Повздорили — помирятся. Не до мелких теперь ссор.
— Да, конечно, — согласилась Елизавета Христофоровна. Она снова подошла к Махару, постояла над ним. — Дышит ровнее. К утру ему будет легче. И ты, сынок, иди спать. Или опять тебе уходить? — спросила она и поглядела на него с нежностью и сочувствием: не раз уходил он неожиданно.
— Говорю тебе, сегодня надо выспаться, — в меру бодро ответил матери Виктор и поделился: — Скоро будут вас отсюда переселять.
— И нас тоже? — Легким движением руки Лиза указала на койку, на которой лежал Махар.
— Всех, мама.
— Так осложнилось положение?
Виктор помедлил с ответом. Часа два назад командир полка сообщил неприятную новость. «Дела внизу у нас скверные, — сказал Ващенко. — Фашисты продвинулись на юг. Бои идут уже под Нальчиком. Командование Северной группы считало, что гитлеровцы нанесут основной удар под Моздоком, а фашисты начали новое наступление на нальчикском направлении. Враг в этом районе сосредоточил две танковые дивизии, а в тридцать седьмой армии — ни одного танка… Судя по сводкам, поступающим оттуда, день за днем танковые части противника при поддержке авиации наносят мощные удары по нашим войскам».