Кобзарь
вернуться

Шевченко Тарас Григорьевич
Шрифт:
Мертві очі. «Подивися!..Не чує, не чує!»Лежить собі на пісочку,Білі рученятаРозкидала; а за неюСтара люта мати:Очі вивело із лобаОд страшної муки;Втеребила в пісок жовтийСтарі сині руки.Довго плакав рибалонька:«Нема в мене роду,Нема долі на сім світі,Ходім жити в воду!»Підняв її, поціловав…Хвиля застогнала,Розкрилася, закрилася —І сліду не стало…З того часу ставок чистийЗаріс осокою;Не купаються дівчата,Обходять горою;Як угледять, то хрестятьсяІ зовуть заклятим…Сумно-сумно кругом його…А вночі, дівчата,Випливає з води мати,Сяде по тім боці;Страшна, синя, розхристанаІ в мокрій сорочці,Мовчки дивиться на сей бік,Рве на собі коси…А тим часом синя хвиляГаннусю виносить.Голісінька, стрепенеться,Сяде на пісочку…І рибалка випливає,Несе на сорочкуБаговиння зеленого;Поцілує в очі —Та і в воду: соромитьсяНа гнучкий дівочий,На стан голий подивиться.І ніхто не знаєТого дива, що творитьсяСеред ночі в гаї.Тілько вітер з осокоюШепче: «Хто се, хто сеСидить сумно над водою,Чеше довгі коси?»

С.-Петербург, декабря 8, 1841 року

ПЕСНЯ КАРАУЛЬНОГО У ТЮРЬМЫ (ИЗ ДРАМЫ «НЕВЕСТА»)

Старый гордый воеводаРовно на четыре годаУшел на войну.И дубовыми дверями,И тяжелыми замкамиЗапер он жену.Старый, стало быть, ревнивый,Бьется долго и ретиво.Кончилась война,И прошли четыре года.Возвратился воевода.А жена? ОнаПогрустила и решила:Окно в двери превратила.И проходит год —Пеленает сына ЯнаДа про старого про панаПесенку поет:«Ой баю, баю, сын мой,Ян мой милый!Когда б воеводу татары убили,Татары убили или волки съели!Ой баю, баю на мягкой постели».

[Грудень 1841, С.-Петербург]

СЛЕПАЯ (ПОЭМА)

«Кого, рыдая, призову яДелить тоску, печаль мою?В чужом краю кому, тоскуя,Родную песню пропою?Угасну, бедный, я в неволе!Тоску мою, печаль моюО прежней воле, прежней долеНемым стенам передаю.О если б стон моей печалиИ звук заржавленных цепей,Святые ветры, вы домчалиНа лоно родины моейИ в мирной куще повторили,Где мой отец и мать мояМеня лелеяли, любили!А братья? Грешная семья!Иноплеменникам за златоОт стад, елея и винаРодного продали вы брата,Как на заклание овна.О боже, боже Иудеи,Благий творителю земли,Не наказуй родных злодеев,А мне смирение пошли!»Такую песню тихо пела,Сердечной грусти предана,Слепая нищая; онаУ барского двора сиделаУ незатворенных ворот.Но из ворот никто не йдет,Никто не едет, – опустелиХоромы барские давно;Широкий двор порос травою;Село забвенью предано;С патриархальной простотою,С отцовской славою святоюЗабыто все. Село молчит;Никто села не посетит,Не оживит его молвою.Как у кладбища, у воротСидит скорбящая слепаяИ псальму грустную поет.Она поет, а молодаяДочь несчастливицы моейГоловкой смуглою прильнулаК коленам матери своей;Тоски не ведая, заснулаСном непорочной простоты. В одежде грубой нищетыОна прекрасна; полдень ясныйМоей Украины прекраснойПозолотил, любя, лелея,Свое прекрасное дитя.Ужели тщетно пролетятДни упоения над неюИ светлой радостью своеюЕя тоски не усладят?Она прекрасна, мать калека —Кто будет ей руководить?Придет пора, пора любить,И злое сердце человекаЕя любви не пощадит. …… невинным сномОксана спит, а мать слепая,Уныло-тихо напевая,И каждый шорох сторожит.И если ветер, пролетая,Упавший лист пошевелит,Она немеет, и дрожит,И робко к сердцу прижимаетСвое единое дитя,Свою единую отраду,Незрящей памятью следяДавно минувших дней усладуПечальной юности своей.Она изведала людей!И у забытой сей оградыОни ее не пощадят;Они готовы растерзатьЕя дряхлеющие руки…Для их невнятен стон разлуки,Чужда им матери любовь.Они твердят – закон таков:«Не должно в прахе пресмыкатьсяИ подаянием питатьсяПрекрасной юной сироте;И мы ее оденем златом,Внесем в высокие палатыИ поклонимся красоте,Раскроем мир иных видений,Иных страстей высокий мир.Потом… потом…» И ваш кумир,Богиня ваших поклонении,От фимиама упиласьИ закоптела от курений;А ваша мудрость отрекласьОт обещанья; горстью злата,Великодушно бросив ей,Затмили блеск ея очей. И вот она в грязи разврата,Во славу дряхлых ваших дней,Перед толпою черни пьянойПьет кубок…И запивает сердца раны.Не вы виновны, но она!Вы дали все, что должно былоНаложнице презренной дать.А сон девичий обновили,А возвратили ль благодатьЕя невинных помышлений?Ея невинную любовь,И радость тихих упоений,И целомудренную кровьВы обновили ль? Не могли!Но, чада грешные земли!Вы дали ль ей восторг объятийРодного, милого дитяти,Кому бы, бедная, онаСебя в сей мир переливалаИ тайну жизни открывала,Сердечной грусти предана?Развратной, бедной вашей кровьюВы не могли ей повторитьВосторги девственной любови;Ея пустили вы влачитьОстаток дней в мирской пустыне;И о родном, едином сынеЕй не придется получитьОтрадной весточки сдалека.Чужие дети напоятЕе в предсмертный час жестокий,И одинокий гроб с упрекомЧужие дети понесут.Но если ей судьба судила,Чтобы родимая рукаОчи уснувшие закрыла,Тесна ее тогда могила,Постеля вечная жестка!Ея малютка за позоромБезмолвно по миру пойдет,И в светлый праздник у забораЯичко красное возьмет,И со слезами и укоромСвою родную помянет.Осенний полдень, полдень ясныйРодимой, милой той земли,Мои где годы расцвели,Где так напрасно, так несчастноВ недоле бедной протекли,Осенний полдень, полдень ясный, Как друга юности, любя,Чужими звуками тебяПозволь приветствовать, прекрасный!Ты тот же тихий, так же милый,Не знаешь времени, – а я!Не то я стал, что прежде было,И путь унылый бытия,И ноша тяжкая мояМеня ужасно изменили.Я тайну жизни разгадал,Раскрыл я сердце человека,И не страдаю, как страдал,И не люблю я: я калека!Я трепет сердца навсегдаОледенил в снегах чужбины.И только звуки УкраиныЕго тревожат иногда.Как эхо памяти невинной,В их узнаю мою весну,Мои унылые досуги,И в их я таю, в их тону.И сердца тяжкие недуги,Как благодатною росой,Врачую ими, и молюся,И непритворною слезойС моей Украиной делюся.Но глухо все в родном краю!Я тщетно голос подаю,Мне эха нету из дубровыМоей козачки чернобровой.Там все уснуло! ПустотаРастлила сердце человека,И я на смех покинут веком —Я одинокий сирота!Осенний полдень, догорая,Поля нагие освещал,И лист увядший, опадая,Уныло грустное шепталО здешней жизни человеку.Такой порой моя калека,Слепая нищая моя,И дочь красавица ея —Она спала, а мать сиделаИ тихо, грустно тихо пела,Как пел Иосиф про свой род,Сидя в египетской темнице.А в поднебесье вереницейС дубров украинской землиНа юг летели журавли.Чему ж бы ей, как вольной птице,Туда, где лучше, не лететь И веселее не запеть?Какая тайна приковалаК жилищу мрачной тишиныСвоей сердечной глубиныОна еще не открывалаНи даже дочери своей;Она лишь пела и грустила,Но звуки дочерних речейВ ней радость тихую будили,Быть может, прежних светлых дней.Или ограда и тополи,Что грустно шепчут меж собой,Свидетели минувшей доли,Или дубовый пень сухой,Плющом увянувшим повитый,Как будто временем забытый,Ея свидетель? Все молчит!Она поет, она груститИ в глубине души рыдает,Как будто память отпеваетО днях минувших, молодых,О прошлых радостях святых.И эти звуки выходилиИз сердца бедного ея,И в этих звуках много былоЕя земного бытия.И в сотый раз она кончалаПсалом невольничий глухой,Поникла смуглой головой,Вздохнула тяжко и сказала:«Ах, песня, песня, песня горя,Ты неразлучная моя,В моем житейском бурном мореОдна ты тихая струя!Тебя, и день и ночь рыдая,Я всякий час пою, пою,И в край далекий посылаюТебя, унылую мою!Но ветер буйный, легкокрылыйЧто прежде весело летал,Теперь так тихо, так уныло,Как будто друга потерял,Как будто люди научили,Чтобы не слушал он меняИ не домчал он в край далекийТебя, унылая моя!Не видя вас, не зная дняВ моей печали одинокой,Чем оскорбить я вас могла?Что я вам сделала? Любила,За ваши грешные дела Творца небесного молила,Молила, плакала… А выВ моей тоске, в моей печали,Как кровожаждущие львы,Упреком сердце растерзали,Растлили ядом мою кровь,И за молитвы, за любовьМое дитя, мое родное,Тяжелым словом понесли,И непотребницей слепоюМеня со смехом нарекли!Я вам простила, я забыла,Я вашей славы не взяла,Я подаянием кормилаМое дитя!» И залиласьСлезами, горькими слезами.Она рыдает, а ОксанаРаскрыла черные глаза:Скорбящей матери слезаПрервала сон отроковицы;С улыбкой черные ресницыОна закрыла. «Какой сонСмешной и глупый, и как живо…»И раскраснелася стыдливо,Сама не зная отчего.«Как холодно, а ты все плачешь!Уж скоро вечер; для чегоТы мне печали не расскажешь?И я бы плакала с тобою,А то…» – И хлынули рекоюСлезы невинной красоты.«И ты заплакала… Прости,Что о моих сердечных ранахЯ не беседую с тобой,Я скоро плакать перестану,Моею тяжкою слезойЯ не прерву твой сон прекрасный,И о судьбе моей несчастнойУзнаешь ты не от меня.Тебе расскажут злые люди,Они тебя не пощадят,И много, много горя будет.А горе даром не пройдет.Озлобит сердце пустотою,Оно возьмет любовь с собоюИ все наилучшее возьмет.Не плачь, Оксано!» И, рыдая,Она Оксану утешает:«Не плачь, дитя мое, усни!Ты рано плакать начинаешь;Придет пора твоей весны,