– Что? – спрашиваю я, толкая его к живой изгороди.

Я действительно чуть с ума не схожу. Щеки пылают, глаза щиплет, сейчас расплачусь.

– Не связывайся ты с ним. Он же безбашенный. Он тебя покалечит, попадешь в больницу.

– Не успеет. Я его сам покалечу.

– Но, Юан…

Я хватаю его за лацканы пиджака, притягиваю к себе. От него пахнет классной доской, и сигаретами, и еще чем-то, присущим лишь ему одному, этот запах, сколько я себя помню, всегда успокаивал и подбадривал меня, был для меня источником силы.

– Я так боюсь, что он изобьет тебя…

Голос мой едва слышен. Я утыкаюсь лицом ему в рубашку, вытираю о нее слезы.

– Ты пойми, тут ничего не поделаешь. Если не пойду сейчас, через месяц или через год все равно придется. Надо покончить с этим делом раз и навсегда.

Он обнимает меня за талию, и весь остальной путь мы идем, прижавшись друг к другу. Доходим до его калитки, он отпускает меня, и я стою, раскачиваясь на каблуках:

– Я пойду с тобой.

– Нет, нельзя, ни в коем случае, – говорит он и трет мне ладони. – Тебя могут застукать. Не волнуйся, со мной ничего не будет.

Он идет по дорожке к дому, потом оборачивается и кричит:

– Спасибо, что переживаешь за меня!

И, проходя в дом, снова оборачивается и улыбается.

Я не сомневаюсь, что вижу его улыбку в последний раз. Наверняка ему проломят голову и его ждет коматозное состояние и инвалидная коляска. В самом крайнем случае выбьют все зубы. Все знают, какой жестокий этот Шагс. Он или мучит животных, или ищет, с кем подраться. Его часто забирают в полицию, совсем недавно забрали за то, что он сломал кому-то ключицу. А в прошлом году отстранили от занятий в школе за наркотики, он их приносил прямо в класс, и два месяца он провел в Эдинбурге, в «доме для нехороших мальчиков», как выразилась моя мама. А когда вернулся, сразу занялся сведением старых счетов – считает, что это Юан настучал на него. А уж если Шагс хочет подраться, от него не отвяжешься.

Футбольный матч молодежных команд начинается в семь часов. Без пятнадцати я стою у окна своей спальни и вижу, как Юан выходит из дома – его одинокая фигура с рюкзачком через плечо спускается по склону холма. Молиться я умею плохо, но остаток вечера провожу на коленях, умоляя Бога защитить его.

К девяти часам я уже места себе не нахожу и, когда раздается звонок в дверь, мчусь вниз, не разбирая дороги и чуть не сбив с ног маму. Это Юан. Я выхожу к нему, осматриваю с ног до головы и вижу, что на нем ни царапинки. Чтобы убедиться окончательно, я даже ощупываю его лицо, руки и грудь.

– Мне бы надо почаще драться, – смеется он.

Я крепко обнимаю его, а он и бровью не ведет.

– Ну, что там было? – Я гляжу на него во все глаза. – У тебя нет даже ни одного синяка!

– Я же говорил, что прибью его первым.

– Как у тебя получилось?

– Он только наклонился, чтобы завязать шнурки, а я ему коленом прямо по морде. Одного раза хватило. Кажется, сломал ему нос.

Он разворачивается на каблуках:

– Вопрос стоял: либо он, либо я… но я сделал так, что получил он. Мороженого хочешь?

– Ты сломал ему нос? – с отвращением переспрашиваю я. – Ну ты даешь, блин.

– Давно пора было это сделать, – отвечает он. – По-другому он не понимает.

Я хватаю плащ, и, держась за руки, мы направляемся в поселок. Каллум уже там, рассказывает направо и налево, что случилось. По его словам, Шагсу досталось очень серьезно, но, при всей их с Юаном непримиримой вражде, он Юана сразу зауважал и ответных действий от него можно не ждать.

Я горжусь Юаном, но в то же время меня кое-что настораживает. Я вдруг вижу в нем такое, о чем раньше не подозревала: безжалостную жестокость, которая мне неприятна и чужда.

Когда возвращаемся домой, Юан кладет мне руку на плечо:

– Ты очень за меня беспокоилась?

– Боялась до смерти. Ты же для меня как брат.

– Брат?

– Не то чтобы брат, – иду я на попятную. – В общем, больше чем просто друг.

– Ну тогда, – с робкой развязностью говорит он, – можешь поцеловать меня, если хочешь.

Сейчас темно, хоть глаз выколи, небо закрыто тучами, звезд не видно, луны нет. Хочу ли я поцеловать его? Сама не знаю. Тревога довела меня до полного изнеможения, более того, рассказ о самой драке расстроил окончательно. Такого Юана я прежде не знала. Не то чтобы я считала, что так делать неправильно, но мне кажется, надо было как-то иначе, по-другому, без насилия и жестокости. Я, конечно, не хотела, чтоб его покалечили, но также не хотела, чтобы и он калечил кого-то.

Однако я его все равно целую за храбрость, и он счастлив. А что мне оставалось делать? Если бы я его не поцеловала, он нашел бы другую, и уж та не стала бы долго думать. А мне этого очень не хочется.

Сегодня четверг. Прошла неделя после того, как мы с Орлой встречались в Эдинбурге. Уже три часа дня, и на работу я не пошла. Но все это время я на ногах, много всяких других дел. Мобильник выключен (я все еще избегаю Юана), время я даром не тратила, провела с пользой – прогуляла Мерфи, а теперь размышляю о прошлом, о настоящем, пытаюсь найти общие точки между тем, что произошло тогда, и тем, что происходит сейчас. Но мне нужна кое-какая информация, и получить ее я могу только в одном месте.