И голос у него был другой.

– Капитан Владимир Резун. Ну, что у вас здесь творится?

Хер знает, что у них здесь творится.

Володя Резун вникал в положение и тихо охреневал. Что за сборище идиотов! Группа диверсантов забивает баки роте десанта целые сутки, а когда десантники начинают понимать, в чем дело, им приходится, теряя людей и попадая в окружение, штурмовать все ту же гору, которую они, будь поумнее, могли бы взять без боя. Так ведь и после этого, запершись в аппаратной, беляк удерживал помехи около часа!

– Значит, он там? – капитан ткнул пальцем в сторону двери. Лебедь молча кивнул.

Через пять минут спецназовцы закончили с аппаратной. В отличие от крымской, их пластиковая взрывчатка больше напоминала толстую изоленту, которую они наклеили по периметру двери, вминая в тоненькую щель. Взрывник прикрепил детонатор.

– Штурмовая команда – приготовиться, – сказал Резун. – Остальные – вон!

От взрыва дрогнуло все помещение. В коридоре сорвались и упали на пол несколько секций подвесного потолка. В ближайших комнатах треснули ртутные лампы.

– Брать живым! – проорал Владимир, не слыша собственного голоса.

Ныммисте и Зайченко горели рвением выполнить приказ, но ничего у них не получилось. Видимо, крымец ждал атаки, держа в руке гранату с сорванным кольцом. Взрыв, которым вынесло дверь, оглушил его и рука разжалась…

Это была неудача. Это была большая неудача, что Алексей Кашук, 779612/WS, вторая группа крови, православный, погиб. Жаль. Он мог бы рассказать очень много интересного…

– Кто из ваших плотнее всего с ними контактировал? – спросил Резун у майора.

– Капитан Асмоловский. Он ранен.

– Тяжело?

– Достаточно…

– Мы заберем его с собой.

– А остальные раненые?

– А что остальные? Вертолет не резиновый, товарищ майор. А теперь отдайте мне того, кого вы взяли. И я слышать не хочу, что он ушел или умер.

Майор упрямо набычил голову.

– То есть вы не помощь привели, а за «языком» примчались. Его заберете, а нас бросите тут подыхать.

– Вы видите другие варианты?

– Вижу, – майор выдернул из-за спины кольт и нацелил в лоб Резуну. – Валите отсюда. А его мы обменяем.

– На кого?

– На себя!

Ныммисте заходил майору за спину. Резун прикинул шансы: восемь против нескольких десятков – их просто разорвут. Он покачал головой – не для майора, для Ныммисте.

– Хорошо. Хотя бы покажите мне его.

Майор пожевал губу.

– Это можно.

Пистолета он не опустил, но перестал целить в лоб. Отступил к стене, пропустил Ныммисте вперед себя.

То, что лежало на столе в кабинете, уже ни по каким меркам на живого человека не походило. Резун шагнул вперед, положил ладонь на шею белогвардейца. Пульс прощупывался, но жидкий, как пиво из бочки.

Лебедь поспешил сказать:

– Я этого не делал. И не приказывал.

Как будто это кого-то интересовало. Резун вынул нож, поднес к синим губам – через три или четыре секунды лезвие слегка затуманилось, и тут же снова прояснилось.

– Что вы собираетесь обменивать? – спросил Резун. – Труп?

– Нет, – майор опустил пистолет. – Нет, быть не может!

Резун показал ему чистое лезвие ножа.

– Он не дышит. И пульс не прощупывается. По-нашему, по-русски, это называется «труп».

Конечно, Резун рисковал. Майор мог знать о зрачковом рефлексе, о других признаках жизни. Беляк мог подать их случайно в любой момент. Но майор слишком устал и ничего умней, чем схватить беляка за плечи и встряхнуть, приподняв над столом, не придумал.

– Ты чего это подохнуть решил?! Ану, открой глаза, сволочь! Открой глаза!

Беляк почему-то остался безучастен к этой просьбе.

– Я забираю тело, – сказал Резун. – А вам луше сказать белогвардейцам, что он был еще жив, когда я забрал его. Поверьте, увидев это, они разъярятся по-настоящему.

Майор молча стоял, опустив руки. По глазам читалось, что он «поплыл». Резун мигнул ребятам, те подхватили тело и споро понесли в вертолет.

Врач уже занимался Глебом Асмоловским.

– Валера, это важнее, – сказал Резун. Спецназовцы прыгнули в вертолет и машина тяжело, как жук, оторвалась от площадки.

Чимборазо и Котопакси…

«Выбирай! Выбирай, Гия! Ты что, уснул, Князь?!» Берлиани спохватывается и начинает выбирать. Веревка ложится змеиными кольцами… Вершина Сокола. Поднимались без крючьев, на одних закладках. На скорость. Потом целую неделю оба двигались с непринужденной грацией голема из Б-фильма. Все болело. Но это потом, а пока – восторг, сладкое вино победы.