— Всё именно так, но коли вы желаете говорить со мной наедине, я к вашим услугам, Андрей Павлович.

— Да, что уж там, — махнул рукой генерал. — Натали рассказала мне, что вы просили Олесю стать вашей женой.

Скулы Константина окрасились ярким румянцем. При воспоминаниях о Наталье ему вдруг сделалось стыдно. Надо же, так обнадёжил девицу, а сам закрутил роман с её сестрой!

— Истинная правда, — опустил он взгляд, разглядывая ковёр у себя под ногами.

— Мне так же известно, что Олеся вам отказала, но в сложившихся обстоятельствах, её отказ не имеет никакого значения.

При этих словах генерала Ланский нахмурился.

— Сегодня утром, — медленно заговорил он, Константин Григорьевич едва не расстался с жизнью, а все по прихоти вашей дочери. Вы считаете, он недостаточно наказан за свою глупость?

— Серж! — одёрнул его Вершинин. — Позвольте мне ещё раз поговорить с Олесей Андревной, — обратился он уже к генералу.

— Стало быть, стрелялся все-таки, — усмехнулся в усы генерал, взглянув на будущего зятя с неким подобием одобрения во взгляде. — А что Бахметьев? Жив?

— Цел и невредим, — ответил Вершинин, — он мне эполет отстрелил, — покраснел поручик, — а я в воздух выстрелил, поскольку виноват во всём только я один.

Генерал не стал разубеждать его, хотя прекрасно понимал, что только одна Олеся виновата в том, что случилось, но Олеся как никак дочь, родная кровиночка.

— Татьяна Михайловна, — обратился он к супруге — вы не сходите за Олесей Андревной?

Генеральша послушно поднялась со своего места и величественно проследовала к выходу из гостиной. Проводив жену взглядом, Епифанов повернулся к молодым людям:

— Я вам, Константин Григорьевич, так скажу. Чтобы Олеся вам не говорила, это не имеет значения.

Ланский нервно улыбнулся:

— Что ж, тут все ясно. Нет у вас иного выхода, Андрей Павлович.

— Серж, помолчи, — сердито сверкнул глазами Вершинин. — Позволь, я сам буду решать, что мне делать.

Ланский покачал головой и уселся в кресло, проигнорировав хмурый взгляд Епифанова. У Сергея Егоровича не было причин любить своего бывшего командира. Взаимная неприязнь, возникшая за время службы Ланского в адъютантах у Епифанова, едва не стоила молодому графу карьеры, а то, можно сказать, и жизни. Ведь это благодаря хлопотам Андрея Павловича, Серж оказался на передовой во время последней кавказкой кампании. Надо отметить, что Ланский чудом остался жив и сего отрезка своей жизни Епифанову не забыл и не простил.

Поводом к переводу подающего надежды поручика на самую дальнюю кавказскую линию послужила жалоба Олеси Андревны отцу на якобы домогательства молодого человека к её персоне. На самом деле всё обстояло совершенно иначе. Это Олеся, будучи пятнадцатилетней барышней, воспылала страстью к отцовскому адъютанту, и Бог знает, чего нафантазировав себе, попыталась объясниться с ним. Ланский честно признался девице, что никаких тёплых чувств он к ней не питает, и уже спустя три месяца воевал на Кавказе с непокорными горцами.

Между тем Татьяне Михайловне пришлось приложить немало усилий, дабы убедить дочь спуститься в гостиную. Олеся ничего и слышать не хотела о Вершинине, а уж узнав, что и Ланский пожаловал к ним вместе с Константином, так и вовсе наотрез отказалась выходить.

Истратив почти все свои аргументы, Татьяна Михайловна прибегла к угрозам, пообещав призвать на помощь лакеев и силой втащить упрямицу в гостиную. Только тогда Олеся соизволила поспешно согласиться, опасаясь того, что маменька и впрямь рискнёт исполнить то, чем пригрозила ей.

С самого начала Епифанов собирался поставить будущего зятя в известность о том, что не даст за дочерью ни гроша, но постеснявшись присутствия Ланского, промолчал. В комнате повисло тягостное молчание, и все трое облегчённо вздохнули, когда двери, наконец, открылись, и Олеся вместе с матерью ступила на порог.

Остановившись в дверях, девушка сначала смерила Вершинина высокомерным взглядом и перевела точно такой же на Ланского. Безумная надежда, что Серж мог прийти к ним из-за неё, испарилась, как только она встретилась с ледяным взглядом серых глаз его сиятельства. «Не быть вам графиней, Олеся Андревна», — усмехнулся Ланской и отвернулся.

— Олеся Андревна, вы позволите? — склонился над рукой девушки Вершинин.

Олеся выдернула свою кисть из его ладони и взглядом указала ему на двери, ведущие в бальную залу. Прошествовав впереди Константина, она остановилась на том самом месте, где три дня назад Бахметьев объявил ей о том, что разрывает помолвку.

— Я ненавижу вас, — обернулась она к Вершинину. — Вы мне всю жизнь исковеркали!

Константин Григорьевич даже не нашёлся сразу, что ответить, столь несправедливыми были упрёки генеральской дочери.