Шрифт:
— Вера Николавна, — переминаясь с ноги на ногу, обратилась к княгине девушка, — позвольте мне остаться.
Вера не ответила. Она столь глубоко погрузилась в собственные мысли и переживания, что даже не расслышала слов бывшей горничной.
— Вере Николавне нужна камеристка, — ответил за Веру Бахметьев.
Жестом подозвав Степана, граф указал ему на девушку и велел тому устроить новую прислугу в квартире.
— Пётр Родионович — страшный, гадкий человек. Он ни перед чем не остановится, — тихо заговорила Вера. — Он убил моего отца… — и умолкла, спохватившись, что сказала лишнее.
— Князя Уварова, — закончил за неё Георгий.
— Ты знаешь! — поражённо воскликнула она.
— Ивлев мне рассказал, — вздохнул Бахметьев.
— В то утро на Фонтанке я видела… Боже, Юра, я даже не знала, что Николай Васильевич — мой отец!
— Ты видела убийцу? — чуть слышно спросил Бахметьев.
— Нет. Только возницу Уваровых и отца. Он истекал кровью, пока кучер тащил его коляске.
— Видимо Николай Васильевич желал встретиться с тобой, раз приехал на Фонтанку, — тихо обронил Георгий.
— Ты помнишь тот день, когда я упала в пруд в усадьбе Уваровых? — заглянула ему в глаза Верочка.
— Когда ты наградила меня оплеухой за твоё спасение? — усмехнулся Георгий. — Как не запомнить столь знаменательный момент!
Вера невольно улыбнулась. Как давно то было, словно в другой жизни. По правде говоря, то и была другая жизнь, где она была молоденькой глупой гувернанткой отчаянно влюблённой в красивого богатого аристократа.
— Пётр Родионович сделал мне предложение на следующий день, — вновь заговорила она. — Я всё гадала тогда, к чему ему гувернантка без роду, без племени? А он посчитал, что через меня сможет добраться до состояния Уваровых. Я всем приношу смерть, Юра. Своему отцу, мужу и даже… — Вера хотела сказать «тюремщику», но не выдержала и расплакалась. — Я так боюсь, что с тобой что-нибудь случится, — всхлипывала она на плече у Георгия. — Никогда себе этого не прощу!
— Со мной ничего не случится, — поспешил заверить её Бахметьев, ласково поглаживая вздрагивающие плечики.
Он старался говорить то с уверенностью, которой на самом деле не ощущал. Залесский далеко не дурак, и Бахметьев по его глазам видел, что тот не поверил заявлениям княгини Одинцовой. Наверняка, он и дальше будет копать и можно не сомневаться, что, в конце концов, докопается до истины. Вера успокоилась и затихла в его объятьях, только судорожно вздыхала, совершенно опустошённая случившейся с ней истерикой.
День близился к вечеру. Кухарка накрывала в столовой стол к ужину, Вера перебирала документы, что привёз Адземиров, а Георгий закрылся в кабинете со Степаном.
— Пуговицу где взял? — тихо осведомился он, пристально глядя на денщика.
— Так с вашего старого пальто срезал, — потупился Степан. — Ну, ей Богу, барин, где мне ещё её взять было?
— Пальто где? — продолжил расспросы Бахметьев.
— Известно где, в гардеробной, — пожал плечами слуга.
— Сожги! — приказал Георгий Алексеевич.
— Да как же? А ежели понадобится?
— Сожги, — сурово повторил Бахметьев, — и ни одной живой душе о том не сказывай.
— Как прикажете, ваше сиятельство, — кивнул Стёпка и заторопился исполнить приказ.
После трапезы разошлись по комнатам. Георгий не осмелился прийти в спальню к Вере, а она и не настаивала.
Душная вязкая тьма навалилась со всех сторон. Вера вытянула вперёд руки, пытаясь хоть что-то нащупать в беспроглядном мраке, и наткнулась на влажную шершавую стену каземата. Послышался шорох под ногами и тихий писк: «Крысы!» — едва не завизжала она от ужаса. Перебирая руками по стене, что казалась бесконечной, она пошла, сама не зная куда. Впереди манил светом огонёк керосинового фонаря, и она подгоняемая страхом, всё быстрее и быстрее шагала к нему. Остановилась, огляделась. Деревянная скамья и зарешёченное окно под потолком. Из самого тёмного угла к ней шагнула широкоплечая фигура в серой шинели тюремного надзирателя. Скрюченные пальцы впились ей в плечи, ноги потеряли точку опоры. Верочка закричала, отбиваясь от насильника, уворачиваясь от зловонного дыхания.
— Тише, тише, — послышалось ей. — Это всего лишь сон.
«Сон?» — усомнилась она и открыла глаза.
Георгий склонился над ней. Это его руки лежали на её плечах. Бархатный шлафрок графа распахнулся, и под ним виднелась широкая обнажённая грудь. Вера сама потянулась к нему, вскинула тонкие руки на шею, притягивая его к себе как можно ближе.
— Юрочка, не уходи, — цеплялась она за него.
— Не уйду, mon coeur, — опуская её на подушку, отозвался Георгий.
Забравшись в постель, Бахметьев притянул к себе подрагивающее тело Веры, её голова легла ему на плечо, мягкая ладошка заскользила по груди, пробуждая желание. «Не сейчас, — вздохнул он, — не тогда, когда она напугана и ищет всего лишь утешения». Поймав её запястье, он прижался к нему губами.
— Всё хорошо, душа моя. Всё хорошо, я с тобой. Спи, мой ангел, — шептал, поглаживая её по голове, как ребёнка.
Глава 52
Вера открыла глаза, когда серый предрассветный сумрак только, только проник в спальню через не зашторенное окно. Рука потянулась к потемневшей от пробившейся щетины щеке Георгия, длинные ресницы дрогнули, и ещё затуманенные сном глаза открылись.
— Опять сон? — хрипло прошептал он, потянувшись к ней.
— Нет, — улыбнулась Верочка. — Дитя… дитя шевельнулось, — приложила она ладонь к животу.