— Как в склепе, ей Богу! — жаловалась дворецкому Дуняша.

— При Елизавете Петровне и то веселее было, — согласился тот.

— Ходит вся в чёрном, как монашка, молчит, не ест ничего, скоро так тень от неё останется. Того и гляди вслед за бабкой отправится, — шептала Дуня.

— Типун тебе на язык, девка! — в сердцах отозвался дворецкий и застыл под пристальным взглядом молодой княгини.

Ни горничная, ни дворецкий не заметили её. Когда подошла? Что слышала? Стушевавшись, прислуга занялась своими делами, а Верочка решила наведаться в храм в Покровское. Может, людская молва, что ей подскажет.

На Прощённое Воскресенье в храме в Покровском яблоку негде было упасть. Вера, стараясь не привлекать к себе внимания, стояла в стороне от общей массы прихожан. Собралось мелкопоместное дворянство, мещане, ближе к входу толпился рабочий и крестьянский люд. Храм в селе Покровском был одним из самых больших в округе, но всё же Вера удивилась, заметив у самого аналоя графиню Бахметьеву. Лидия Илларионовна стояла прямая, как натянутая струна. Вторя словам молитвы, вслед за святым отцом, графиня осеняла себя крестным знамением и клала поклоны, не глядя по сторонам. Георгия не было рядом с матерью. Сердце Верочки тревожно сжалось. Дождавшись окончания службы, она, презрев свои страхи и обиды, поспешила догнать madame Бахметьеву.

— Лидия Илларионовна, — приложив руку к груди, дабы унять сердце, что так и норовило выпрыгнуть от быстрой ходьбы, — остановила она графиню. — Простите мне мою дерзость. Всего одно слово! — умоляюще глянула на неё Вера.

— Я вас слушаю, — холодно отозвалась madame Бахметьева.

— Георгий Алексеевич… С ним всё хорошо?

— Нет! — коротко бросила графиня и, повернувшись спиной, зашагала к экипажу.

Ноги подкосились, и не подхвати Верочку её кучер, так бы и осела на подтаявший утоптанный множеством ног снег.

Лидия Илларионовна кипела от негодования всю дорогу до Бахметьева. «Как ещё спрашивать осмелилась?!» Почти три седмицы Жорж метался между жизнью и смертью. Лихорадка подкосила его силы, и только в последние дни он начал вставать с постели.

Сына madame Бахметьева застала в его кабинете. Войдя без стука, Лидия Илларионовна забрала из его руки сигарету и затушила в пепельнице.

— Юра! Ты с ума сошёл! У тебя лёгкое прострелено, а ты куришь! — попеняла она ему.

— Оставьте, maman, — вяло отмахнулся он. — Не лишайте меня последних радостей в жизни.

Глаза Лидии Илларионовны остановились на початой бутылке с бренди. Сердито фыркнув, графиня дотянулась до колокольчика и, дождавшись лакея, отдала тому бутылку, наказав более барину спиртного не приносить.

— Ни записки, ни строчки, ни словечка, — скривился Георгий, поднимаясь с кресла.

— Нежели думал, она у твоей постели сидеть будет? — сложила руки на груди Лидия Илларионовна. — Был бы нужен, уже бы приехала!

— Полно, маменька. Без вас тошно, — вышел он из комнаты, хлопнув дверью.

«Maman была права, — прислонился спиной к стене Георгий, — табак и бренди явно были лишними». Всего один глоток и прикуренная сигарета, как тотчас ослабели колени, липкая испарина выступила на лбу, и стены поплыли перед затуманенным взором. Бахметьев, держась за стену одной рукой, добрался до своей спальни и медленно опустился на кровать, каждое неосторожное движение мгновенно отзывалось острой болью в груди.

Но боль телесная была ничтожна по сравнению с тем, что творилось в душе. Последние слова матери безжалостно ударили в самое сердце. Надеялся ли он увидеть Веру у своей постели? Безусловно! Ждал, каждое мгновение, когда лихорадка отступала, и сознание возвращалось к нему. Но не её светлые локоны и голубые глаза он замечал, не её руку сжимал в своей ладони. Всякий раз, приходя в себя, он видел полный тревоги взгляд матери, её осунувшиеся черты, скорбно поджатые губы.

А вчера, когда спросил о ней, Лидия Илларионовна сначала отвернулась к окну, утирая слёзы в уголках глаз, а после заговорила:

— Юрочка, сам посуди, три седмицы минуло — ни единого визита, ни одного письма. Вон, только это и привезли, — махнула она рукой куда-то в сторону.

Приподнявшись на локте, Бахметьев разглядел собственный мундир с дыркой от пули, что висел на спинке стула.

— Не верю! — выдохнул он, падая на подушку.

— Чему не веришь? Что не нужен стал? Полно, Юра, ты свою роль сыграл, ныне она свободная и богатая вдова.

— Ребёнок. У неё будет ребёнок от меня, — возразил он.

— Мне жаль то говорить тебе, но пойми, и здесь тебя лишь использовали. Одинцов ведь стар и немощен был, а для того чтобы наследство удержать, наследник нужен. Так что тут все способы хороши, дабы милые родичи не наложили руку на то, что таким трудом и интригами досталось.

Не то, чтобы поверил, но зерна сомнения упали на благодатную почву. Ведь и в самом деле не приехала, не написала.

Тихий стук в двери отвлёк его от печальных размышлений.