Шрифт:
Она наморщила лоб, посмотрев на него в изумлении.
– Он бы не оставил странное послание на латыни, – фыркнула она. – И не забывайте: сначала я рассказала ему о случае Дегрофа, и только тогда он подал идею. Не совпадает по срокам!
– То, что вы сказали… Так вы сами подсунули эту идею.
– Да, – отрезала она. – Я опиралась на заключение, что это месть. Тут логична месть.
– Таким образом, вы сразу же предположили, что должен быть какой-то непростой секрет, что за Дегрофом что-то есть, вероятно, скандал, который ваш промоутер может использовать в своих целях.
Ханнелоре не реагировала. Она продолжала хмуриться, глядя сквозь лобовое стекло. Ван-Ин забеспокоился, подумав, что зашел слишком далеко.
– Но вы, вероятно, правы, – сказал он, сделав добродушное лицо. – Немного неправдоподобно, что Ван-дер-Эйк пошел на обман такого рода. Но вы должны понять… Я не могу оставить камня на камне. Так или иначе, все знают, что полицейские, ведя расследование, могут стать немного параноиками.
Ханнелоре села за руль, спокойная, как манекен. Тишина действовала на нервы Ван-Ину.
– Что ж, теперь, пожалуй, стоит навестить Орели Дегроф?
Ван-Ин почувствовал себя беспомощным. Почему женщины всегда заставляют его нервничать? Может быть, она на самом деле очень уязвима и поэтому изображает этакую железную леди всякий раз?
С Соней ему всегда требовалось много времени, чтобы сделать первый шаг после конфликта. А когда наступал момент для примирения, сказанные слова не всегда были правильно поняты.
– Извините, – сказал он нерешительно. – В том, что я только что сказал об амбициях, не было ничего личного, Ханнелоре.
Ван-Ин сделал открытие, что сказать «извините» невероятно сложно. Насколько он мог вспомнить, ему удалось это в первый раз.
Она помогла ему, повернулась, и в левом уголке рта появилась легкая, едва заметная улыбка.
– Ладно, ладно, – прервала она паузу. – Хорошо, проехали, – сказала она потеплевшим голосом. Кожа на ее скулах была словно полированная слоновая кость. – Но при условии, что в клинике вы лишь мой помощник.
Ван-Ин с готовностью кивнул. Ему было все равно, кто возьмет инициативу.
Потребовалось время, прежде чем кто-то подошел к двери психиатрической больницы в Сен-Мишель.
Ханнелоре представилась медсестре в безупречно-белой униформе, словно из тридцатых годов: стройной, несгибаемой и как будто наивной.
Люди, которые работают в психиатрических больницах, часто склонны оценивать психическое здоровье людей с первого взгляда. Им сложно этого не делать.
Ханнелоре объяснила причину их визита. Сестра внимательно слушала, не отреагировав на имя Орели Дегроф.
– Следуйте за мной, – бесстрастно произнесла она.
Они покорно шли за ней, пока бесконечный ряд коридоров не привел их в небольшую комнату.
– Я скоро вернусь, – сказала она, закрыв за собой дверь.
Ван-Ин знал, что такое «скоро» в больнице – полчаса или больше. Он сел и порылся в куче смятых журналов в поисках чтива.
Ханнелоре отказалась сидеть.
– Что ее задерживает? – спросила она после десяти минут ожидания.
– Представьте, что вы в суде, – усмехнулся он.
Время от времени они слышали торопливые шаги в коридоре, но никто не остановился у их двери.
– Я не могу представить себе пребывание здесь в течение суток, – вздохнула она. – Место лишь для того, чтобы свихнуться.
– Ну, может быть, работнику магистрата было бы полезно в качестве стажера провести здесь пару недель. – Он ничего не мог сделать, это словно сорвалось с языка.
– И в этом тоже нет ничего личного? – вспылила она.
– Я бы себе не позволил, мэм.
Их перебил высокого роста худой доктор, открывший дверь и внимательно посмотревший на них.
– Кажется, вам у нас нравится? – спросил он, щелкнув языком.
Ван-Ин оценил шутку. Он бы мог подумать то же самое, если бы нашел заместителя прокурора в своем кабинете в истерике, к счастью, Ханнелоре удалось взять себя в руки.
– Ханнелоре Мартенс, доктор. Я здесь по поводу одного из ваших пациентов, – сказала она с мгновенной и образцовой серьезностью, как будто все было нормально.
– Я доктор Де-Бёвер, главный психиатр. Могу ли я спросить, почему вы хотите говорить с миссис Дегроф?