…Обсуждая вопрос о ближайших перспективах в деле строительства армии, съезд должен, по моему мнению, остановиться на системе командования с помощью Революционных Военных Советов. Свой взгляд на этот вопрос я уже изложил в брошюре «Строительство Армии». Съезд должен подчеркнуть условия возникновения коллегиального управления и преходящий характер его.

Не дело партийного съезда решать конкретные формы управления войсками. Но он должен сказать, что перестройка армии на начале единоличного командования является нашей первейшей целью. Воля к борьбе и умение бороться должны быть соединены в одном лице. Наступило время, когда мы должны избавляться от таких слов как «Военспец», «Инструктор», «Консультант» и т. п. Пора все это заменить словом «Командир». Армия не может оставаться и не останется без политических работников. Это ясно, как божий день. Но это нисколько не говорит за то, что нужны теперешние Советы. Они свое дело уже сделали и им пора на покой. Последнее пожелание, с которым я обратился бы к съезду, это по вопросу о своем, Советском командном составе. Работа по выпуску красных офицеров должна быть удесятерена. Громадная потребность в красном офицерстве. Создание собственного командного кадра вопрос жизни нашей армии. Ни денег, ни сил не должны мы жалеть для этой цели. Наша героическая армия, переваливающая через Урал, и прорывающаяся к Черному морю, должна чувствовать, что мощный и близкий партийный дух думает и заботится о ней. Это сознание поможет ей выполнить трудную, но бессмертную задачу сокрушения старого капиталистического мира»54.

Именно в эту «комиссарскую» дискуссию о реввоенсоветах на страницах «Революционного фронта» и включился М. Н. Тухачевский в 1920 году во втором номере журнала со статьей «Политика и стратегия в гражданской войне», которая впоследствии была опубликована вторично в сборнике «Война классов».

«Таким образом, в гражданской войне, так же, как и в национальной или империалистической, стратегия тесно связана и даже переплетена с политикой. Точно также и политика не может оторванно работать от стратегии. Зато в способах достижения намеченной цели стратегия самостоятельна. За эту разграничительную линию политика не должна переходить. Однако на деле у нас очень часто утверждают, что характерной особенностью гражданской войны является то, что стратегия не только в преследовании намеченной цели, но и в способах ее достижения руководствуется желательными указаниями политики. Один из виднейших военных специалистов не так давно говорил мне, отстаивая право вмешательства политики, что последняя заставляет нам, между прочим, действовать главными силами не по решающему направлению, а по линии наименьшего сопротивления. Оценивая с этой точки зрения наше стратегическое положение осенью 1919 года после разгрома армий Колчака, казалось бы, что главные силы с южного и западного фронтов надлежало бы перебросить на восточный, где их и ожидало бы наименьшее сопротивление. Но это уже очевидный обсурд. Особенно распространена болезнь «вмешательства политики» среди политических работников армий. В пример приводятся некоторые случаи вмешательства политики в дела военного командования, благодаря которым были сохранены те или иные пункты с крупными надписями на карте. Правда, иногда это давало хорошие результаты, но не надо забывать, что это влекло зачастую и крупнейшие поражения. Увлечение спасением Царицына весной 1919 г. повлекло за собой разгром всего южного фронта. Чем же объясняются все эти нелады между стратегией и политикой в нашей войне? Дело объясняется просто, если мы вспомним, что командный состав в пролетарской армии не «свой», а в первый период войны даже враждебный. Таким образом с первых же шагов гражданской войны обнаруживается недоверие пролетариата к своим военным руководителям, а это, естественно, влечет за собой и вмешательство в их дела. Кроме недоверия, играет еще роль и то, что в общей своей массе старые военспецы настолько консервативно настроены, что не в состоянии бывают перейти к новым формам ведения войны, вызванным революцией. Эти новые стратегические формы революционеры улавливают ранее военспецов, а потому и не удивительно, если они вмешиваются в дела командования… Если бы мы должны были признать, что в гражданской войне со стороны пролетариата не может быть своего, родного командного состава, то, конечно, пришлось бы признать нормальность вмешательства пролетарской политики в дела своего военного командования. Но это положение мы никак не можем признать нормальным. Пролетариат к моменту социалистической революции должен подготовить свой командный состав. Если после примера нашей революции пролетариат, например, Германии или Франции не озаботится подготовкой комсостава к будущей революции, то это будет непростительным легкомыслием. Офицерский состав буржуазной армии, идейно переваривший революцию и присоединившийся к пролетариату, последний, конечно, признает своим.

Вмешательство политики в дела стратегии чрезвычайно большое зло. Для успеха военных операций главнокомандующему должна быть предоставлена полная мощь. Политика должна ему безусловно доверять. Поэтому, если даже пролетариат случайно и не имеет своих военспецов, то все же лучше будет поставить во главе командования, так же, как и на всех низших ступенях командования, своих людей, облеченных доверием, революционеров по духу, хотя бы и не знающих полного объема премудрости военной. Назначение военспецов, связанных по рукам и ногам, пользы не приносит. Ревсоветы, это бельмо на глазу нашей стратегии, сами себя изживают в доказательство того, что существование их противоречит сути дела. Выгоднее всего достигается гармония между политикой и стратегией тогда, когда руководство ими принадлежит одному лицу. У нас роль этого лица должен играть Совет Обороны. Вожди политики и стратегии должны быть объединены одной идеей, должны быть родственны по духу. И в гражданской войне это особенно важно, и только, когда пролетариат выдвинет свой командный состав, только тогда война даст ему все те результаты, которые он от нее ожидает.

18 января 1920 г., Курск»55.

Данная, достаточно пространная цитата приводится в том числе и потому, что в настоящее время некоторые современные исследователи на основании отдельных, вырванных и из этой статьи, и из общего контекста фрагментов обвиняют М. Н. Тухачевского чуть ли не в «бонапартизме»56 и в якобы проявившейся уже тогда потенциальной склонности к военному перевороту. Хотя обвинения по принципу quоd licet Iovi non licet bovi [27] по меньшей мере не логичны. Почему остальным, причем как из числа командного, так и из числа политического состава, можно было ставить вопрос о необходимости института военкомов и об условиях его возможной отмены, а персонально М. Н. Тухачевскому – нет? Почему можно было ставить вопрос об отмене военкомов на партийном съезде, но лично для М. Н. Тухачевского это должно было составлять «состав преступления»? К тому же ни о каком потенциальном военном перевороте в данной статье речи нет. Она про другое.

Вполне возможно, что спустя почти сто лет читать М. Н. Тухачевского некоторым может быть тяжело. Мы уже не мыслим и не оперируем такими категориями. К тому же сама марксистско-ленинская фразеология вызывает у отдельных современных читателей едва ли не изжогу.

Тем не менее основные мысли в части, касающейся военкомов, достаточно прозрачны. Особенно если учесть, что высказывает М. Н. Тухачевский их уже не впервые. Что институт военкомов в том специфическом виде, в каком он сложился в конкретных условиях Гражданской войны, – вынужденно необходимый, но тем не менее по сути своей не нормальный. Отсюда главный вывод – своих спецов растить надо. Причем именно «свойскости», то есть, в конечном счете, надежности, он отдавал приоритет, а знания и опыт – дело, в конце концов, наживное. Тогда все проблемы отпадут сами собой.

Иными словами, М. Н. Тухачевский в очередной раз высказался за единоначалие при главном условии, что командир и коммунист – это одно и то же лицо. И никаких переворотов…

Любопытно, что самого себя М. Н. Тухачевский считал достаточно политически подкованным, чтобы не только не нуждаться в плотной комиссарской опеке как в профессиональном, так и в политическом отношении, но и для того, чтобы занимать комиссарские должности самому. В 1918 году он одно время уже работал военным комиссаром Московского района. А в январе 1920 года обратился в РВСР с ходатайством о назначении его в том числе на комиссарскую должность: «Обращаюсь к Вам с убедительной просьбой: освободите меня от безработицы. В штаюгозапе я бесцельно сижу почти три недели, а всего без дела – два месяца. Не могу добиться ни причины задержки, ни дальнейшего назначения. Если за два почти года командования различными армиями я имею какие-либо заслуги, то прошу дать мне использовать свои силы в живой работе, и если таковой не найдется на фронте, то прошу дать ее в деле транспорта или военкомиссаров. Командарм Тухачевский»57.

Мысль о необходимости растить на смену старым военспецам своих, заведомо надежных, М. Н. Тухачевский озвучивал неоднократно. Давно известен его доклад В. И. Ленину об использовании военных специалистов и выдвижении коммунистического командного состава по опыту 5-й армии, опубликованный в изданном в 1960-х годах двухтомнике58.

В том же декабре 1919 года М. Н. Тухачевский направил аналогичного содержания записку Э. М. Склянскому, в которой доложил об организации процесса обучения комсостава в 5-й армии59. Речь шла о работе Инспекции военно-учебного дела 5-й армии, которая координировала всю учебную, военно-научную и издательскую работу, а также о «Курсах старших строевых и штабных начальников» при штарме, куда для обучения привлекался младший комсостав для повышения квалификации, а также военкомы. М. Н. Тухачевский, между прочим, сообщил, что «основная идея этих курсов заключается в том, чтобы дать возможность военкомам, уже имеющим практический боевой стаж, дать недостающую им теоретическую подготовку и поставить их командирами и начальниками на ответственные посты. Первый выпуск этих курсов дал блестящие результаты, и на второй выпуск уже привлечены ответственные и наиболее способные военкомы. Кроме военкомов частью привлекается на эти курсы и младший комсостав»60. Для подготовки младшего комсостава по всем родам войск была организована «центральная военная школа», которая готовила командиров отделений и помкомвзводов. Курсы обучения были рассчитаны на два – четыре месяца. Кроме того, штарм-5 взял на себя научно-теоретическую работу.

В марте 1921 года М. Н. Тухачевский направил в Реввоенсовет Республики рапорт со своими наблюдениями о ходе штурма Кронштадта, в том числе о работе в 7-й армии «красных генштабистов» – выпускников Академии Красного Генерального штаба.

«Красный Генеральный штаб.

В тяжелом и, только что счастливо окончившемся штурме Кронштадта, два фактора сыграли решающую роль. Это факторы морали и организации.

В области моральной подготовки войск, совершенно исключительную роль сыграли триста, с лишком, съездовцев, прибывшие в войска штурмовавшие Кронштадт с X-го съезда. Здесь были самые ответственные работники, которые, не считаясь ни с какими «чинами», влились в войска, частью простыми красноармейцами, частью на командные и политические должности. Эта революционная политическая группа сразу создала в красных войсках твердость, спайку и непреклонную решительность, во что бы то ни стало, овладеть крепостью.