Внезапно в ущелье ворвался и повис над ним безумный вопль. Неистовый, страшный, он вобрал в себя последние силы чьей-то изрубленной, уходящей жизни. Всем, кто его слышал, стало не по себе. Ремизов окаменел, перестал дышать и скорее почувствовал, чем понял, что никто не стреляет, а над высотой вслед за угасшим эхом повисла звенящая тишина. Время тянулось, но люди по обе стороны вражды продолжали молчать.

– Товарищ лейтенант, – Ремизов уже целую вечность ждал известия оттуда, из-за скалы, и этот приглушенный голос вывел его из оцепенения.

– Кадыров, ты?

– Нас осталось трое, все остальные убиты. Костюка разорвало гранатой.

– Теперь ты командир. Отходите, я вас прикрою. – Они не успели договорить, несколько стволов ударили по сержанту на звук его голоса.

– Товарищ лейтенант, не стреляйте, мы идем, мы сами.

За скалой долгой очередью загрохотал пулемет. Почти тут же, пригибаясь, из-за нее выскочили Кадыров и Коцуев, замполит уложил их рядом с собой. Последним шел в полный рост, именно шел, рядовой Стансков. Две недели назад его перевели в роту из Баграма в наказание за то, что ухлестывал за юбками в медсанбате. Герою-любовнику осталось пару месяцев до увольнения в запас, и вот настал день его настоящей славы. Стансков медленно двигался спиной вперед, ощупывая ногами камни и оставаясь к врагу лицом. Тяжелый, мощный пулемет ПК, словно вросший в его правую руку, безостановочно перемалывал пулеметную ленту. Он заставил «духов» заткнуться и теперь хладнокровно и расчетливо месил весь этот бугор с наименованием 3141.

– Коцуев, давай со Стансковым в тыл, прикроете нас сзади.

Два лейтенанта плотными очередями начали обрабатывать высоту, чтобы солдаты смогли отойти на тыльную позицию.

– Кадыров, теперь ты. Докладывай.

– Саперов убили сразу, всех троих. Мы за ними шли и успели укрыться, «духи» нас долго не доставали. Потом они нас стали расстреливать в спину, почти в упор.

– Все, я понял, не продолжай.

Последнее стеклышко легло в черную мозаику разгрома. Значит, «духов» в тылу сначала не было. Когда Ремизов начал их плотно обстреливать со своего направления, они сделали вылазку и заняли возвышенность, на которую не вышла ни четвертая, ни пятая рота. Это же так просто.

– Замполит, передай Лойке, пусть связывается с дивизионом, пристрелочный – прямо по отметке 3141, теперь можно.

Связиста Ремизов не видел, он укрывался в камнях за спиной, но его нервный, дрожащий голос расслышал:

– Они приняли заказ, но дадут пристрелочный на пятьсот метров дальше. Они боятся в нас попасть, мы слишком близко от цели.

– Скажи, пусть дают, впереди все убиты. Мы в укрытии, и я за все отвечаю.

Но тут Лойку прорвало. Страх, долго удерживаемый в сознании молодого солдата, вырвался наружу. Его истеричные слова открытым текстом ворвались в эфир.

– Спасите нас! Всех, всех убили, нас осталось только восемь человек! – Связиста сотрясала истерика, и ее нужно было немедленно пресечь.

– Ты что несешь! Ты что несешь? Я тебе башку о камни разобью, гаденыш, а ну морду ко мне поверни, в глаза смотри. Я умирать не собираюсь. – Ремизов вырвался из плена своего укрытия, забыв на мгновение о жужжащих свинцовых пчелах. – Ты меня понял? Кадыров, станцию ко мне.

Реакция в эфире последовала мгновенно, на связь вышел командир полка.

– «Дрозд», доложи, что у тебя.

– «Урал», «Дрозд» боеспособен, веду бой. – Лейтенант уже погасил свою вспышку и с командиром говорил спокойно и выдержанно. – В головном взводе девять «021»-х, группа бородатых обходит нас с севера, дайте огонь по высоте и по обратным скатам хребта.

– Я понял тебя, огонь обеспечу.

Артиллеристы не нарушили своих инструкций. Их снаряды уходили дальше и левее цели, и роте не становилось легче. Но Ремизов не нуждался в снарядах, которые бьют сусликов и горных баранов, – на него, на его солдат сверху стали сыпаться гранаты, они перескакивали через навес вертикальной стены и разрывались где-то внизу, на склоне. «Духи» побаивались подойти ближе к обрыву и не видели, что шурави прямо под ними, иначе они бы их достали.

– Кадыров, давай к Станскову, я бросаю две гранаты наверх, после второго разрыва вы вдвоем – на бугор, длинными очередями обрабатываете всю высотку. Коцуев и Сафаров вас прикроют. Дальше по обстановке. Вперед.

Через минуту, вслед за разрывами РГД, наверху началась скоротечная глухая стрельба…

На смену желто-красному диску солнца из-за горизонта выплыла луна. Она все еще оставалась полной и, как и двое суток назад, хладнокровно и бесчувственно освещала землю, еще одно поле брани.

Ремизов с замполитом, как две бродячие собаки, шли по полю мертвецов.

– Рем, смотри, вот они. Все – в спину.

Застывшие в своих последних позах, между камней лежали его солдаты. Ремизов всматривался в безжизненные лица, в гримасы страданий, чтобы понять, какую они приняли смерть. Ердяков, Золочевский, Коровитов, Омаров, Покровский, Рабаданов… Он привел их на этот погост, не уберег, не спас, как бывало раньше. Он никогда не терял людей, да еще столько, что же случилось сегодня? Кто бы знал ответ. Надо запомнить последний день их жизни. Больше он ничего для них сделать не мог.