Прежде всего Мэггс подумала о том, что Годрик очень крепкий. Гораздо крепче, чем она ожидала от мужчины его возраста. Словно все его мышцы обратились в камень в тот самый момент, когда она до него дотронулась. Его грудь, живот, руки и бедра словно одеревенели рядом с ее слишком мягким и податливым телом. Мэггс наклонила голову и приоткрыла рот, пробуя вкус вина на холодных губах мужа, и… ничего не произошло. Она испробовала все уловки, на которые была способна, хотя и не считала себя слишком искушенной в вопросах чувственных отношений между мужчиной и женщиной. И все равно Годрик казался вытесанным из камня.

С губ Мэггс сорвался вздох разочарования, и она слегка отстранилась, чтобы заглянуть мужу в лицо.

Только с ее стороны это было ошибкой.

Прозрачные, точно кристаллы, серые глаза Годрика были прищурены, губы крепко сжаты, а ноздри еле заметно подрагивали. В общем, приветливым выражение его лица никак нельзя было назвать.

– Маргарет, – процедил он сквозь зубы, – что вы делаете?

Мэггс поморщилась. Этот вопрос означал лишь одно: ее попытка соблазнения потерпела фиаско.

Ребенок. Ей необходимо помнить о своем желании.

Она улыбнулась, хотя и несколько напряженно.

– Я… я подумала, что сегодняшняя ночь очень подходит для того, чтобы познакомиться получше.

– Познакомиться. – Это слово, тяжелое и безжизненное, сорвалось с губ Годрика и упало между ними.

«Он никогда не любил рыбу». Мэггс набрала в грудь воздуха, чтобы все объяснить, но в этот самый момент Годрик взял ее за талию, приподнял и, отставив в сторону, прошел к камину.

Мэггс ошеломленно воззрилась на него. Она никогда не принадлежала к породе изящных и почти прозрачных девушек, питающихся лишь марципанами и клубникой. Мэггс была довольно высокой и обладала фигурой женщины, обожающей простую деревенскую еду. И все же муж – ее престарелый муж! – поднял ее совершенно без усилий. Точно новорожденного котенка.

Мэггс прищурилась и посмотрела на Годрика, разжигавшего дрова в камине, успевшем угаснуть, пока она его поджидала. Сегодня Годрик позабыл надеть ночной колпак, и Мэггс впервые увидела его коротко остриженные волосы. Они были темными – почти черными, – лишь на висках поблескивала седина.

– Сколько вам лет? – неожиданно для себя самой спросила Мэггс.

Годрик вздохнул, все еще пытаясь пробудить к жизни огонь в камине.

– Тридцать семь. Так что, боюсь, я уже не в том возрасте, чтобы получать удовольствие от подобных сюрпризов.

Он поднялся с колен и выпрямился. Сегодня он почему-то казался выше и шире в плечах. Без своего привычного седого парика и очков он казался… нет, не моложе, а скорее мужественнее.

Мэггс поежилась. Мужественность. Именно это качество ей всегда хотелось видеть в потенциальном отце своего ребенка.

Но в таком случае почему Годрик вдруг показался ей таким опасным?

Он указал рукой на одно из кресел подле камина.

– Прошу вас, садитесь.

Мэггс опустилась в кресло, чувствуя себя совсем так же, как в тот день, когда гувернантка застала ее за воровством засахаренного миндаля.

Годрик же облокотился о каминную полку и вопросительно вскинул бровь.

– Итак?

– Мы женаты уже два года, – начала Мэггс, сцепив руки на коленях и тут же расцепив. Она изо всех сил пыталась не выглядеть провинившейся ученицей, которую вызвал на ковер суровый учитель.

– Мне казалось, вы счастливы в Лорелвуд-Мэноре.

– Была. Да. Я… – Мэггс положила ладони на колени и покачала головой. – Нет. – Господи, как все это глупо. Пора перестать увиливать от ответа. – Нет. Я была довольна жизнью. Но не совсем счастлива.

Темные брови Годрика сошлись на переносице.

– Мне очень жаль.

Мэггс подалась вперед.

– Я ни в коем случае не виню вас в этом. Лорелвуд – чудесное место. Я люблю его сады, Верхний Хорнсфилд, соседей и вашу семью.

Годрик вскинул бровь.

– Но?..

– Но… но мне кое-чего не хватает. – Мэггс вскочила с кресла и принялась беспокойно ходить вокруг, не зная, как заставить Годрика понять. Однако в это самое мгновение она осознала, что приближается к кровати. Мэггс остановилась, резко развернулась и выпалила:

– Я хочу… отчаянно хочу… ребенка, Годрик!

С минуту Годрик просто смотрел на жену, как если бы вдруг лишился дара речи, а потом перевел взгляд на огонь. Его профиль с прямым носом и разлетающимися, точно крылья птицы, бровями четко выделялся на фоне огня, и Мэггс вдруг подумалось, что в таком ракурсе губы мужа кажутся такими мягкими… почти женскими.

Но это было не так.

– Понимаю.

Мэггс тряхнула головой и вновь принялась расхаживать по комнате.

– В самом деле? – Только не смотреть в сторону кровати. – Я была беременна, выходя за вас замуж. Я знаю, это неправильно, но я хотела этого ребенка – ребенка Роджера. Даже горюя о его смерти, я знала, ради чего жить. Ради того, что принадлежало только мне одной. – Мэггс остановилась возле простого грубого комода, на котором стояли тазик для умывания, кувшин с водой да маленькая тарелка. Мэггс протянула руку и взяла тарелку. – Ребенок. Мой ребенок.