– У тебя есть с собой золото?
– ухватив Тай за плечо и притянув к себе, прошептала Мейри.

– Да, - удивленно ответила Тайила. Кошелек у нее был надет петелькой на запястье.

– Идем.

– Ты хочешь купить хмельное?

– Конечно. Не одной же тебе все развлечения. Любезнейший, по чем ваш товар?

Монах еще больше надул губы, рассматривая невесть откуда появившихся покупательниц. Судя по кислому выражению лица, в их платежеспособности он сомневался.

– Это лучший грушевый брэнди в Главных Землях и Семи Колониях, - соизволил наконец отворить (во всех отношениях выдающийся) рот монах.

– Если я найду цену уместной и куплю у вас одну бутылочку, я не премину в этом убедиться, - заверила его сагиня.

Монах почему-то крайне неодобрительно покосился на Тай и, с явственным чмоком раскрыв губы, проговорил:

– Я два раза прогонял этот брэнди через мою Спиритузу.

– Так вы сделали его сами?
– заинтересованно спросила Мейри.
– А Спиритуза - это..?

– Спиритуза - это моя перегонная чаша, - немного оживившись, поведал монах.
– Это я ее так назвал, ибо крепкие пары отличного вина, как дух над телом, поднимаются вверх и стекают по трубочке чистой слезой. Я сделал Спиритузу при содействии брата Рамаля, лучшего винокура во всей Метрополии. Монах вновь покосился на Тайилу, вздохнул и добавил:

– Но я не продаю мой эликсир счастья девицам. Во-первых, вы не оцените, во-вторых, Единохрамье не одобряет перевод столь драгоценной жидкости на...женщин.

– Что вы?
– прижав руки к груди, воскликнула сагиня.
– Неужто вы думаете, что мы потратим ваш чудесный брэнди на никчемных себя? У нас есть, кому его предложить.

– Кому же?
– недоверчиво прищурился монах, чмокнув губами на слове 'кому'.

Мейри повернулась и ткнула пальцем в полуразличимую (в падающем сквозь ставни корчмы свете) фигуру, приткнувшуюся между двумя дубовыми бочками в десяти локтях от входа в питейное заведение. Фигура шевелилась, бормотала, выкрикивала что-то неразборчивое и дрыгала ногами.

– Мы хотим угостить вот этого адмана.

– Желаете налить старому вояке, - смягчился монах, тряхнув жидкой косицей.
– Угодное Единому дело. Мы иногда подкармливаем бедолагу остатками еды из корчмы. Но брэнди ему, понятное дело, никогда не перепадает. Что ж, в нынешний праздник еретиков и паганов одно утешение - делать добрые дела. Угостите старика Превана, он воевал с иноверцами во славу Единого. Что ж, с вас семь золотушек. Если, конечно, у вас есть, чем платить за лучший брэнди на свете.

Мейри пихнула Тайилу в бок. Тай, вытянувшись лицом, протянула монаху золотой, получила пять потертых золотушек сдачи, бутылку и благословение. Мейри подхватила подругу под руку и в ответ на ее выразительный немой вопрос, прижала палец к губам. Девушки отошли к старику в тот момент сидя исполнявшему какую-то лихую военную песню с размахиванием ног и рук (монах бдительно проводил девиц взглядом, видимо, все еще сомневаясь, в том, что его напиток будет использован в богоугодных целях).

– Если ты хочешь напоить зачем-то нищего, не нужно покупать выпивку за семь золотушек, - недовольно пробурчала Тай, когда звук виолин из корчмы заглушил их голоса.

– Мне нужно, чтобы он охмелел и размяк. Дешевым вином такого не добьёшься, - прошептала в ответ сагиня.
– Вино и эль для него как вода.

Тай задумчиво взвесила в руках внушительного вида бутыль. Сложно сказать, хватит ли монастырского напитка для того, чтобы закаленный хмельным старый вояка 'размяк'. Чтице очень не хотелось тратить на угощение неизвестного нищего еще семь золотушек.

– Уважаемый, - обратилась Мейри к пьянице, - не вы ли тот герой Преван, что сражался за нашу Родину и потерял на войне здоровье и молодость?

Старик перестал мотать конечностями и высунулся на свет из щели между бочками. Он выглядел не таким уж и опустившимся - старая рубаха с черными нашивками была уставлены аккуратными заплатками, безразмерные штаны держались на щегольских кожаных лямках, в нескольких местах лопнувших, но зашитых крупными стежками. Лицо Превана было сухим, старческим, серьезным и сосредоточенным, лишь в голубых выцветших глазах блестели странные полубезумные огоньки. От старого воина несло перегаром, но не мочой или чем похуже.

– Повтори, что ты сказала, юная дева, - прокашлявшись, хрипло проговорил Преван.

– Я говорю, что в дни Тан-Дана благим делом будет помянуть погибших и попотчевать выживших.

Старик с надеждой покосился на бутыль в руках Тай.

– Тан-Дан - хороший праздник, - осторожно согласился Преван, переводя взгляд с одной девушки на другую.
– Немногие хотят творить добро в эти дни, однако.

– Мы не из тех, кто забыл о чести, - мягко заметила Мейри.
– Мой батюшка сражался на войне.