Он звал тебя узнать про шум ветвейС наивностью, присущею растеньям,—Истерзанный тяжелым тяготеньем,Кровотеченьем спелости своей.Какая же корысть владела им,Вела его в таинственные сводыЯвить великодушие природы —В последний раз! — твоим рукам немым?Не Грузии ли древней тишинаВелит очнуться песенке туманной:«Зачем так блещут слезы, мой желанный?Зачем мне эта легкость тяжела?»Не Грузии ли древней колдовствоВелит гранату караулить плитыИ слабое дыханье СерафитыНе упускать из сердца своего?
66. Николозу Бараташвили. Перевод Н. Познанского
Смывая след полуденного жара,о камни бьется в сумраке Кура.Склонилась над водой твоя чинара,поникли ветви в брызгах серебра.Я шел к тебе. И ночь стихом дохнула,и тень твоя покрыла берега.Твоя строфа в струях Куры мелькнула,как девичья блестящая серьга.Здесь на Мтацминде ты встречал закаты,вправляя в стих, как изумруд в кольцо,и одиночество, и боль утраты,и Кетеваны тонкое лицо.В твоем стихе печальный звук чонгури,и ропот рек, и горечь дум слились,и крыльев шум, подобный шуму бури,коня Мерани, скачущего ввысь.Быть может, голос древнего герояпозвал тебя из глубины веков,из мглы времен, разбуженных тобою,и сердце вздрогнуло, почуя зов.О сердце, сердце! Пепел дней бесплодных…Не для того ль от тайного огнясгорала жизнь, чтоб в тьме ночей холодныхты видел взлет крылатого коня?И Грузия твой голос полюбила,и за тобою шла Кура как тень,и звезды провожали Автандила,пока с востока не забрезжил день.И Автандил спешил тебе навстречу,в движенье звезд угадывая путь,чтоб исцелить израненные плечи,отвагу рыцаря в тебя вдохнуть.Кровь воина в тебе заговорила.Неукротимый! Ты воспел простор…Теперь земля Мтацминды приютилапевца и странника под сенью гор.И вот ты спишь. Пришла пора покоя.Ты отдохнешь в тени чинар густых.Свет мудрости плывет над головою,а вещий голос навсегда затих.Ты спишь. Но нет. Не может быть! Послушай!Не может тот, кто мчался на коне,отдать могиле солнечную душуи шум Арагви позабыть во сне.Твой стих пронесся по горам в тумане,вставая перед жизнью на дыбы.Я слышу свист и шелест крыл Мерани,гул вечности, дыхание судьбы.Не умер ты, твой стих не умирает.И вижу я: Мерани вновь летит.Кура тревожным всплеском повторяетс Мтацминды долетевший звон копыт.Теперь поэта ждет судьба иная,—взлети по кручам в отсветах зарии, стих заздравной чашей поднимая,о Грузии свободной говори.Умолк давно твой ворон, вестник скорбный.Взгляни вокруг! Преград полету нет!Цветет земля. Промчись тропою горной,и на Мтацминде встретит нас рассвет.1938
67. У камина Важа Пшавела. Перевод Б. Пастернака
Как келья отшельника дом твой в Чаргали,и буки чернеют, как сажа в печах,—весь путь они в изморозь рядом шагали,так вот твой хваленый когда-то очаг!Ты сам его выложил в виде камина,чтоб в доме живое иметь существо.Ты в комнате этой, немного пустынной,поставил и глиной обмазал его.Ты клал кирпичи по натянутой ниткеи вывел под звезды кривой дымоход,чтоб с искрами вместе души пережиткикружащимся вихрем несло в небосвод.Увидев, что в жизнь воплотилась затеяи в обществе с нею — уже не один,ты в творческой жадности, как Прометея,к простенку в углу приковал свой камин.
