— Да.

— Чертов болтун.

Мэддок поморщился, когда Шарлин сказала это. Она нахмурилась:

— Но в таком случае… почему?

— Вы другие. Вы особенные. Я живу вне времени, а поскольку я призвал вас, то и вы тоже.

— Мэддок уже рассказывал мне что-то о путешествии во времени, но…

— Он не лгал.

— Невозможно. — Шарлин вздохнула, и как-то вдруг с нее спало агрессивное напряжение. Она засунула оружие в прикрепленное к ремню подобие кобуры и сказала, обращаясь одновременно к Мэддоку и к Стенелеосу: — Вы даете мне противоречащие опыту сведения. Путешествовать во времени невозможно. Время не имеет глобальных субстрат, у него есть только локальные калибры. До тех пор, пока ваш размер превышает размер нейтрона, время — это просто время.

Мэддок взял ее за локоть:

— Вы утверждаете, что время — это просто время. А мир — это просто мир. А что вы в таком случае скажете об этих маленьких квадратиках разноцветной ткани? Что это просто материя?

Шарлин огорченно посмотрела на него и слегка пошевелила локтем, освобождаясь от прикосновения Мэддока.

— А чем еще они могут быть?

— Что вы почувствовали, когда дотронулись до одного из платочков?

— Он ужалил меня.

— Это было похоже… на что-то?

— Ток или огонь.

Теперь была очередь Мэддока задать глупый вопрос; он не знал, что такое «ток», но был рожден в стране любознательных людей. Однако вместо этого он сказал:

— Насколько я понимаю, вас обжег неугасимый огонь проклятия — я сам почувствовал все это некоторое время назад. Вы держали в руках бессмертную часть какого-то человека. Бессмертную, но вечно страдающую.

— Да вы прямо-таки специалист по истории средних веков, — усмехнулась Шарлин.

Мэддок уже понял, что это ее стиль, когда слова появляются несколько быстрее, чем соответствующие мысли. Он вспомнил многочисленные лекции иезуитов в Корке в соборе святого Финбара. Они словно играли в шахматы, но не фигурами, а идеями.

Мэддок выудил из своей памяти характерное для тех времен словечко, которое адресовал Шарлин:

— А вы, надо полагать, материалистка?

— Что? — она замолчала, явно находясь в замешательстве.

Солнце со страшной силой молотило по макушке Мэддока, угрожая замутить его сознание. Он встряхнул головой, чтобы прояснить мысли, и возобновил свое наступление, стараясь быть максимально логичным.

— Вы слишком любите этот мир и эти вещи, которые можно пощупать и подержать в руках. Вы не верите в существование вещи, если она недостаточно твердая, чтобы сделать кому-либо синяк с ее помощью. — Он вытер пот со лба. — По моим представлениям, это и делает вас материалисткой.

Шарлин озадаченно посмотрела на Мэддока, который в свою очередь, мимолетно взглянув на Стенелеоса, заметил уважение в его спокойном взгляде.

— Это все реально, — сказал ирландец, показав движением руки на окружающий их мир. Он пнул ногой сухой комок грязи, который тут же рассыпался. — И этот комок реален.

Затем Мэддок потрогал рукав своей рубашки, попутно обратив внимание, насколько он стал засаленным.

— Рубашка. Вы. Я. И он настолько же реален, как мы оба.

Он показал пальцем на Стенелеоса.

К Шарлин вернулись самообладание и присущий ей дерзкий, острый ум.

— Да, мы реальны, — отрывисто сказала она. — Ну и что же дальше? Ты говорил о каком-то доказательстве. Предъяви его.

Мэддок начал подниматься вверх по склону по направлению к благословенной тени старого дуба, в которой он так сейчас нуждался. При этом он коротким жестом дал понять Шарлин, что та должна следовать за ним. Она так и сделала, в то время как Стенелеос остался на месте, словно растущее в речной тине дерево. Мэддок был даже рад этому. Ему не очень хотелось, чтобы кто-нибудь был свидетелем того, как он втолковывает истину этой твердолобой даме.

— Существуют вещи, которые вы не можете ни видеть, ни потрогать, ни подержать в руках, и тем не менее они реальны. — Он шагнул в тень дерева, отчего ему сразу же легче задышалось. — Например, тень.

— Отсутствие света, — фыркнула Шарлин.

— Ну, хорошо, — проворчал Мэддок и потер рукой бровь. — А как насчет самого света? Что это такое?

Он показал рукой на ослепительно яркое небо.

— Излучаемая энергия.

Мэддок секунду помолчал. Поэтичность словосочетания нашла отклик в его душе. Солнце, фонарь Земли, дневной камин, обеспечивающий мир излучаемой энергией…

Он, конечно, не знал, что это научный термин, но если бы даже и знал, то вряд ли эта фраза показалась ему менее поэтичной. Но он был изумлен, что столь красивые слова прозвучали из уст женщины, до того говорившей такие отвратительные, непристойные вещи.

— Ну, а любовь?

Шарлин, подняв голову, посмотрела на него:

— Любовь похожа на дружбу. Она возникает из общности интересов. Ничего мистического в ней нет. Это просто-напросто информация, которая есть энергия, которая, в свою очередь, материальна. Ты, видимо, смотришь слишком много старых фильмов.