Внезапно она оторвала рот и подняла голову, облизывая окровавленные губы кончиком языка. Я оцепенел от непередаваемого чувства ужаса и восторга. Летиция несколько секунд смотрела в мои глаза, а затем, обхватив за плечи, притянула меня к себе. Наши губы соединились в страстном поцелуе, и этот обжигающий, с легкой горчинкой вкус я запомнил на всю жизнь.

Прервав поцелуй, она глубоко вздохнула, – раскосые глаза поблескивали желто-зелеными бликами – затем провела кончиком языка по моим губам. Меня начала бить мелкая дрожь.

– Хочешь меня, Каэтано? – Ее хрипловатый голос вибрировал, как гитарная струна.

Я в ответ невнятно промычал. Голову пьянил остро-пряный запах, исходящий от тела Летиции. Она, продолжая стоять на коленях, взяла мою ладонь и положила себе на грудь. Почувствовав под тонкой льняной тканью напрягшийся сосок, я, не в силах сдержать вожделения, наклонил голову и стал жадно, сквозь ткань, целовать упругие груди – Летиция лишь слабо постанывала. Потом, обхватив меня за плечи, она медленно опустилась на спину, и я очутился сверху, продолжая ласкать ее тело.

– Подожди, Каэтано, – прошептала она, задирая мне рубашку. Прохладные пальцы ласково обхватили и потянули мое одеревеневшее удилище – оно ткнулось во что-то влажное и тут же проскользнуло, направляемое уверенной рукой, в глубь тела Летиции. Застонав, она согнула в коленях раздвинутые ноги, и я охнул, ощущая, как вокруг моего удилища сжимается тесное кольцо ее нежной плоти.

– Давай, милый, дав-а-ай.

Летиция заерзала подо мной, и я, ведомый животной страстью, инстинктивно подхватил ее движения. Широко распахнутые глаза девушки мерцали алыми огоньками; не снижая темпа, она приоткрыла рот и высунула длинный извивающийся язык.

– Ах, а-ах!

Отзываясь на этот полухрип-полустон, я впился поцелуем в пухлые, податливые губы.

– О-ох!

Сходя с ума от желания, я успел ощутить боль от укуса и потерял сознание…

Когда я очнулся, то увидел, что лежу на своей кровати. В окно тянуло вечерней прохладой. В углу, над плошкой с водой, потрескивала лучина. Меня подташнивало, как будто накануне я выпил слишком много молодого вина. Я не без труда встал и, приблизившись на подрагивающих ногах к окну, посмотрел вверх. Еще было не поздно, первые звездочки только зажигались на небесном своде, но над горизонтом уже висела полная луна. Я ничего не помнил, кроме… При воспоминании о кровавом поцелуе Летиции я схватился за подоконник, чтобы не упасть. Что же со мной приключилось? Может, я просто заснул и увидел кошмар? Мысль мне понравилась, но обдумать ее до конца я не успел – заскрипели лестничные ступеньки, и по тяжелым шагам я понял, что поднимается отец.

– Слава те, Господи! Оклемался? – увидев меня сидящим на кровати, он неуверенно улыбнулся. – Узнаешь меня, Каэтано?

– Да, отец, – просипел я, с трудом овладевая голосом. – А что случилось?

– Ты не помнишь? Когда я вернулся от Игнасио, ты уже спал. Но утром ты не встал – метался в лихорадке и никого не узнавал. Я так испугался…

Я слушал отца, пытаясь разобраться в событиях. Отец говорит, что я бредил? Ладно. Но что было раньше?

Внезапно меня осенила простая догадка. Я приподнял левую руку и посмотрел на большой палец – на нем алел совсем свежий, едва затянувшийся рубец. Значит, мне не приснилось, как я порезал палец, а потом целовался с Летицией? Проведя языком по внутренней стороне нижней губы, я нащупал саднящую ранку и едва не застонал от отчаянья. Нет, это был не кошмар!

– …Пришлось съездить за цирюльником. Он пустил тебе кровь, но это не помогло. Еще час назад ты метался в бреду. Как ты себя сейчас чувствуешь?

– Не очень.

– Ты лежи. Цирюльник сказал, что тебе нужен покой – возможно, ты сильно перегрелся на солнце. Но теперь, я уверен, ты поправишься. Завтра мы с Игнасио поедем в Сеговию на ярмарку. Я закрою трактир, а за тобой присмотрит Летиция.

При этом имени меня пробила дрожь, а кровь прилила к лицу. Отец ушел, а я промаялся почти до рассвета, то проваливаясь в короткий сон, то просыпаясь. Мне постоянно мерещилась обнаженная Летиция в таком греховном виде и с такими подробностями, которые я не мог, не должен был знать. Она извивалась всем телом, сидя у меня на бедрах, и я отчетливо различал в лунном свете выпуклую, темно-коричневую родинку чуть ниже соска левой груди.

Я открывал глаза, и морок рассеивался. Однако стоило мне начать дремать, как развратные видения, подобно голодным псам, накидывались на меня вновь и вновь, терзая греховными желаниями. Лишь под утро я провалился, словно в бездонный колодец, в забытье без сновидений. А когда очнулся, на кровати рядом со мной сидела моя искусительница.

Увидев, что я проснулся, она слабо улыбнулась и провела ладошкой по моему лбу, убирая мокрые от пота волосы.

– Лежи спокойно, Каэтано. Все хорошо, это я, твоя Летиция.

– Летиция, – прошептал я. – Я не понимаю. Это… опять сон?

– Нет, это явь, глупыш, – проворковала она настолько многообещающим голосом, что у меня мгновенно свело низ живота. Затем, встав с кровати, она выгнулась и быстрым движением скинула с себя платье. Увидев прекрасное обнаженное тело, я в суеверном ужасе зажмурился. Фигура голой девушки с распущенными рыжими волосами пробудила во мне воспоминания о грешницах в аду, которых я видел на церковных фресках. А еще в моей голове крутилось загадочное и страшное слово, услышанное где-то раньше. И слово было – суккуб.