Да и похлебка состояла больше из фасоли, гороха, репы и моркови. Редкие кусочки мяса плавали в ней больше для запаха, чем для сытности, и Талсу вовсе не был уверен, что этот запах ему нравится.

– Что это было? – поинтересовался он, выловив ложкой кусочек мяса.

– Мясник говорит, кролик, – ответила мать. – Цену он заломил и вправду как за кролика.

– Давно я не слышала, чтобы коты на крышах орали, – заметила Аушра, блеснув глазами, и покосилась на серую кошечку, которая гоняла по полу альгарвейский сребреник. – Слышала, Пуховка? Высунешь нос на улицу, из тебя тоже кролика сделают.

Талсу поспешно выплюнул кусочек мяса обратно в миску. Потом, поразмыслив, все равно съел. Пускай не кролик – в армии он привык к худшему. Кроме того, мать потратила деньги на это мясо. В нынешнем положении семья не могла позволить тратиться попусту.

Мать, верно, думала о том же самом.

– Милый, – заметила она, – стыдно не взять этих денег. Талсу столько трудился, чтобы их заработать…

– Это альгарвейские деньги, – упрямо промолвил Траку. – Не желаю брать альгарвейских денег. Мы должны были победить армию Мезенцио, а не наоборот.

Он глянул на Талсу с таким видом, словно сын лично был виновен в поражении Елгавы. Портной года не дотянул до того, чтобы попасть на фронт в Шестилетнюю, и давняя победа оттого казалась ему еще более сладкой, ибо Траку не испытал на себе того, что пережили солдаты ради этой победы.

– А мы продули, – промолвил Талсу – он-то знал, каково приходится бойцам. – Может, вышло бы иначе, если бы наши драгоценные высокородные офицеришки отличали свои головы от задниц. Точно не могу сказать, потому что сам не вижу разницы.

Отломив кусок хлеба, он с трудом прожевал.

Траку уставился на него:

– То же вранье, что на альгарвейских плакатах, какими весь город обклеен.

– Это не ложь, – резко бросил Талсу. – Я был там. Видел своими глазами. Слышал своими ушами. Вот что я скажу, отец: я к рыжикам любви не питаю. Нечего им было над нами своего королька ставить. Коли вернется король Доналиту – честь и слава ему. Но если альгарвейцы до его возвращения перевешают всех графьев, маркизов да герцогов в стране – тем лучше!

Молчание затянулось на добрую минуту. Талсу не пытался скрыть свои чувства в отношении елгаванского дворянства с той поры, как вернулся в Скрунду, но до сих пор не проявлял их столь явно.

– Это же измена, – проговорил портной.

– А мне плевать, – ответил Талсу, отчего над столом опять повисла тишина. – Нет, это нельзя назвать изменой, потому что дворяне больше не правят Елгавой. Здесь хозяйничают альгарвейцы, а про них я ничего не говорил. – Он снова положил заработанные монетки на стол. – Хотите – берите. Нет – оставлю себе. Пива, что ли, куплю. Или вина с лимонным соком.

Мать решительно сгребла альгарвейские сребреники.

– Лайцина! – воскликнул отец.

– Это деньги, – промолвила мать. – Мне все равно, чье лицо на них красуется. Если вернется домой наш король, я горло сорву от радости. Но пока он не вернется – да и потом тоже, – я буду жить на те деньги, которые принимают в лавках. И если у тебя сохранилась хоть капля ума, ты поступишь так же и станешь брать от рыжиков все деньги, которые тебе заплатят.

– Это называется сношением с врагом, – запротестовал Траку.

– Это называется сводить концы с концами, – ответила Лайцина. – Альгарвейцы захватили нашу страну. Так что же нам теперь, с голоду помирать? Вот глупость. По нынешним временам и без того можно с голоду помереть.

Аушра мяукнула, напоминая отцу, что за мясо, скорей всего, пошло в похлебку. Отец мрачно глянул на нее. Талсу уткнулся носом в миску, чтобы Траку не заметил его ухмылки.

– Ха! – воскликнул портной. – Как я могу утверждать одно, когда вся семья талдычит мне другое? Позорный нынче день для Елгавы, вот что я вам скажу.

– Верно. Позорный день для Елгавы, – повторил Талсу. – Только в последнее время у нас было слишком много позорных дней, и не все по вине альгарвейцев. Не веришь мне, отец, так спроси любого, кто служил в армии и сумел возвратиться домой.

Он ожидал, что спор разгорится с новой силой, но отец только глянул на него с отвращением.

– Если бы мы все делали, как положено, мы бы победили. А раз мы проиграли, что-то здесь нечисто!

На этом Траку успокоился и доел похлебку с хлебом, не говоря больше ни единого слова, да и потом ограничился безобидными темами вроде непривычных холодов. Талсу заключил, что победа осталась за ним. До того, как он побывал в армии, такое случалось нечасто.