– Мы остаемся здесь, – ответил Леудаст. – Покажи дома, где мы можем жить.

О том, чтобы расквартировать дополнительно нескольких человек у Арнульфа, речь уже не шла.

– Надолго пришли? – поинтересовался староста.

Леудаст пожал плечами:

– Пока командование не перебросит.

Жена Арнульфа завыла, жутко оскалившись.

– Да это на целую вечность! – Она повисла у мужа на рукаве. – Прогони их. Пускай уходят!

– И как ты предлагаешь мне это сделать? – поинтересовался староста с запоздалым раздражением.

Женщина выпалила несколько слов по-фортвежски так быстро и невнятно, что Леудаст ничего не понял. Арнульф замахнулся на нее кулаком. Старостиха огрызнулась. Несколько ункерлантских солдат за спиной Леудаста зафыркали. Они – или их односельчане – так же добивались покорности своих жен.

– Покажи, где мы можем жить, – повторил Леудаст. – Или мы выберем квартиры сами.

Физиономия Арнульфа ничего не выражала. Солдат попробовал снова, заменив «квартиры» на «дома». Теперь староста понял, хотя и не обрадовался этому.

– Сколько домов? – спросил он, хмурясь еще сильней.

Леудасту пришлось обратиться к сержанту.

– Пять домов, – ответил он, подняв для наглядности ладонь и растопырив пальцы. – По двое наших ребят на избу, – пояснил он капралу, – и здешние побоятся с ними связываться.

– И кормить вас прикажете? – проговорил Арнульф, как бы надеясь, что капрал возразит ему. Леудаст промолчал. – Всей деревней скинемся, – со вздохом заключил староста и принялся выбирать, кому терпеть постояльцев.

Все пятеро пострадавших орали, ругались, топали ногами, и ничем это для них не кончилось. Жена Арнульфа провизжала что-то такое, чего Леудаст опять не разобрал, однако деревенские разом унялись. Возможно, перспектива терпеть в доме ункерлантских солдат никого не радовала, но старостиха явно была для них страшнее.

– Если нам придется всю зиму вас кормить, деревня будет голодать, – заметил Арнульф.

– А если откажетесь – пожалеете намного раньше, – отозвался Леудаст, за что был вознагражден очередным злобным взглядом.

Сыновья крестьянина, к которому подселили его и Гернота, были слишком молоды, чтобы идти на войну. Жена – некрасива до тошноты. Как бы кисло они ни смотрели на оккупантов, как бы ни делали вид, что не понимают косноязычного фортвежского, хозяева тревожились бы куда больше, если бы вместо сыновей растили дочек в тех же годах. В этом Леудаст был уверен. Быть может, Арнульф выбрал для постоя дома не только тех односельчан, с кем был на ножах.

Гернот жаловался на овсянку и сыр, на черный хлеб, миндаль и оливки – короче, на все, чем кормили солдат.

– Да что тебе не нравится? – недоумевал Леудаст. – Лучше наших пайков, правду говоря.

Сам капрал на подобной пище вырос.

– Скучно! – отвечал Гернот, закатывая глаза. – Язык вянет.

Леудаст пожимал плечами. Живот полон – и ладно, не заскучаешь.

Пару дней спустя ему уже казалось, что он вернулся в родную деревню – только работать приходилось меньше. Так тяжело, как крестьянам, работать даже солдатам не приходилось. Рота обходила дозором окрестности – деревня лежала недалеко от границ альгарвейской оккупационной зоны, – потом возвращалась на отдых. Деревенские солдат недолюбливали по-прежнему, но явной ненависти уже не проявляли.

Леудасту это нравилось. Магнульфу – нет.

– Словно ждут беды какой, – говорил старый сержант. – А как она нагрянет…

Пару дней спустя беда действительно нагрянула. На деревенскую площадь выбежала девка и принялась верещать, что один из ункерлантцев ее «снасиловал». К полному изумлению капрала, указала она не на Гернота, а на рядового по имени Гук, которого Леудаст считал слишком ленивым, чтобы кого-то насиловать. Гук все отрицал, утверждая, что девка сама отдалась, а шум подняла, только когда солдат отказался платить.

Магнульф тоже знал Гука, а потому решил дело в его пользу. Леудаст ждал всплеска возмущения. И не дождался. Деревенские косились на Арнульфа. Староста стоял на крыльце с мрачным видом, однако молчал.

Два дня спустя Леудаст проснулся за полночь от боли в животе. Гернот – тоже, и в тот же час. Хозяева дома спали младенческим сном.

– Отравили нас, что ли? – прошептал Гернот.

– Вряд ли, – отозвался Леудаст. – Скорей закляли. – Он примолк, потом хмыкнул мрачно, разрешив для себя загадку. – Староста или его жена. Но у них силенок не хватило одолеть защитные чары царских солдат. Сейчас они пожалеют, что на свет родились. Пошли!