В образном углу, под окошком, сидел над газетой проезжий торговец-галантерейщик – его лошадь мокла у коновязи – и громко вычитывал, водя пальцем и передыхая. Его сиплый голос гулко отдавался в безлюдной чайной:

«…и заявил… парламенту… что раз дело идет о спасении… цивилизации… Европы»!.. Да-а…

Мужик глядел под рябины: с красных кистей сочилось; в луже полоскались утки, пощелкивали носами. В небе несло полные дождя тучи. А за спиной точил и точил будто жалеющий голос, прерываемый вздохами:

«…могут изменить положение… держав!..» Да-а…

Против торговца сидел старик в полушубке и слушал, преклонив голову.

– В городе чего слышно? – спросил проснувшийся чайник.

Мужик не отозвался. Он сидел, подпершись кулаком, и глядел в рябины. Шевелилась его борода: жевал.

Пришел получить за луговую аренду приказчик из усадьбы, – высокий, грузный, прозвищем Чугун. Сизо-багровое было у него лицо, безбородое, с низким лбом, книзу шире; и руки были сизые, налитые. Стекало ручейками с его кожаной куртки. Он вытер клеенчатым картузом ручейки, обстучал грязь, – даже зазвенело на полках, – и заговорил, как в ведро:

– Кака погодка-то! Чисто ты заяц, с красными уха-ми… – посмеялся он чайнику, – и морду перекосило! По душу твою пришел.

Стали пить чай.

– Выворачивай потрохи-то из шкатулки. Наелся на сене нонешний год… Сенцо-то твое, сказывают, и за Варшавой едят, чихают.

– Много сказывают! – плаксиво сказал чайник, помусолил палец и стал пересчитывать бумажки. – По нонешнему времени жалеть человека надо. Руки-то чего стоют!

Приказчик согласился: да, тесно с народом стало.

– Харчи даю, прямо… знаменитые! чай три раза… – два с полтиной! – плакался чайник, пересчитывая еще раз. – Ах, как жалеть человека надо по нонешнему времени!

Третий раз пересчитал бумажки, – сто сорок рублей, – подержал и отдал.

– Надо жалеть… – согласился Чугун, заворачивая деньги в платок. – Всем друг дружку жалеть, боле ничего.

– Так жалеть… жальчей чего нельзя! Энти деньги… тыщи так не жалко, как… по нонешнему-то времени! – расстроился чайник. – Никак не сообразишься. Поди вон к нему… – показал он на мужика, – он те пожалеет… шкуру сдерет, а не то чтобы совместно!

– С меня не сдерешь… – передохнул Чугун, дуя на блюдечко и выворачивая красноватые белки.

– Он вон три часа лучше чай пропьет, три часа курит-зевает… в эдакое-то время!

Поглядели на мужика. Он все так же сидел, подпершись кулаком, с красной шерстинкой у кисти, от ломоты, и жевал баранку. Грязью были залиты его сапоги и полы выгоревшего кафтана.

– До гулянок-то все охотники, – сказал Чугун, оглядел и свои сапоги, грузно нагнулся и крепко подтянул за ушки. – Через это самое и пленных выписываем на уборку. Своими руками завоеваны!

– Твоими! – крикнул мужик и дернулся. – Хре-стись-пляши!

– Встань, покрещусь! – сказал приказчик. – Чей такой, сурьезный?

– Матвеевский. Чуть не с утра сидит, все гложет. А позови-ка его косить – два с полтиной! Он не берет во внимание, что у тебя тут… может, ночи не спишь, думаешь… по отечеству…

Поговорили об урожае: довелось бы только убрать.

– Все сберешь! – злобно крикнул мужик приказчику. – Накладешь – вилой не достать!

И отвернулся к окошку.

– Подай и тебе Бог тоже… в рогоже! – сказал тяжело Чугун и тяжело поглядел.

– Ты мне Бога-то не суй, сам ношу! – крикнул мужик не в себе, даже побелели у него губы и перекосилось осунувшееся, посеревшее вдруг лицо. – Ты мине как знаешь?! скрозь мине видишь? – ткнул он себя в грудь пальцем. – Отечеству! Я сибе знаю, чего знаю! Он вон соли купил сто кулев… с мине драть будет! Полны сараи овсу набил! Совместна! Жалей его! Да-а… А ты жалеешь?! Оте-честву! Жалетели какие. Морды натроили себе… лопнуть хочут! Может, я боле тебе отечеству жалею, не базарюсь?! Совмест-на!

– Ишь, непромытый! – сказал тяжело приказчик и тяжело поглядел. – Тебе бы, сивому, работать… а ты который вон фунт баранок-то упихал, с утра-то сидемши? А-а… не ндравится ему, что я пленных, которые враги!.. – стукнул Чугун по столу кулаком и побагровел дотемна. – Их, может… мой сын!., за отечество сражается… своими руками забрал! а я их вот за шесть целковых?! А тебе три красных подай?! Да-а!.. Чего захотел?! Мой сын… кровь свою проливает!! Не ндравится! Погоди… я вот тебя скоро на креслы посажу…