Шрифт:
Волной грязи хлестнуло в меня, и я крикнул:
– Прочь, человечья падаль!
Она смерила меня нагло:
– Тише, малёнчик!
Почему я не убил ее в этот миг?..
Во мне взметнулось два чувства: похоть и отвращение. Столкнулись с такою силой, что я обратился в нуль. Я лопнул, сложился, как шапокляк с удара.
– Пропадем! – кричал казначей, – что делать?!.
Он был положительно великолепен. То его вскидывало на гребень, и он закипал пеной: топал на невозмутимых «иностранцев», бил себя в грудь и отдавал кому-то распоряжения. То проваливался в пучину: падал в кресло и бешено растирал лысину салфеткой. Он даже облачился в мундир со шпагой, нацепил ордена и то и дело высовывался в окошко, словно ожидал невесту.
Шум в городке затихал. Пробило полдень. Но казначей не терял надежды: уложил в корзину закуски и бутылки и наказал Зоське хранить квартиру.
– На антресоли! – скомандовал он гостям лихо.
Они и не пошевелились.
– Мы сохраним вам берлогу, дурак лысый! – крикнула Аргентинка.
Казначей поперхнулся, присел и прикрыл лысину салфеткой. Все перевернулось вверх ногами. Сейчас наплюют нам в глаза…
– Вон отсюда, скоты!
Я их выгнал, пригрозив наганом. Этот язык они хорошо знали.
Слышим – идет машина, ревет сиреной, тревожно кашляет: клёк-клёк-клёк…
– Спасение! – завопил казначей, – ура!
Подкатил Сашка под окна, завыл сиреной. Круглая морда – свекла, фуражка на затылке, на груди бутоньерка с жасмином… Не шофер – шафер! Оправдывается-бормочет:
– Виноват, ваше вскородие… Невесту маленько сэвакуи-ровал…
Невесту! Эти, широкоскулые!.. Как мак, горит от стыда: всегда был исправный.
– Рвут мосты по тылам… торопиться надо…
А?!! Теперь – торопиться надо! Погрузил я своего казначея с чемоданом… И развезло же его, – как грязь! А фигура… – пузырь в мундире, при орденах. Крикнул Сашке:
– Вперед! час сроку!! И засверлили!..
С дороги! всё с дороги!! Гу-гу! клёк-клёк-клёк!..
Полетели возки в канаву. Коровьи хвосты, и визг, и ругань, и пыль такая – пожар! Несокрушим затылок, моя опора – успокоение, недвижны скулы: сиди покойно. Собака ли визгнет – тряпкой летит в канаву, воз ли повалится на крутом – кривом повороте, баба заверещит, прихватывая ребенка, – недвижны скулы, несокрушимо вдумчив затылок; разве только круто вскраснеют уши…
С дороги! всё с дороги!! Гу-гу-у!..
Казначей о бочок бьется, разинув рот: разжал ему золотые зубы вихрь-ветер. Задохся, козырек натягивает, взмолился:
– Пронеси, Господи…
В ногу мою вцепился, посинел с натуги…
Мчит меня бешеный вал на гребне, лих его гон железный, летят со щебнем думы за верстовые столбы… – все ясно. Вон оно, стадо пасется, не зная ни тех, ни этих. Вон она, кроткая даль, – всех принимает лаской. Мчится на нас придорожная береза… Прощай!.. Прощай, старик… Зажимает уши в ужасном реве…
С дороги! всё с дороги! Гу-гу-у-у-у…
Все позади осталось – переселение народов. Пустыня-даль впереди, вольный ветер…
Тревога? Затылок дрогнул… Ходу сбавляет Сашка, остановил машину…
Да что такое?!
Смотрит на меня – Сашка не Сашка: серое лицо бормочет:
– Бензин кончается…
Расстроился с опозданья – в квартире у казначея запасный бидон оставил! Словно ударил в сердце.
– Назад!
– Никак не хватит. Больше двадцати верст покрыли, а бензину и на десять не будет, без подъемов…
И машин позади нету. Что же делать? И вдруг казначей:
– Есть! Знаю!! Где-то госпиталь должен быть, поворот налево…
Смотрю на него: совсем пьяный, и глаза побелели. А он свое:
– В семи верстах, в сторону… госпиталь, как будто…
Путает что-то: ассигновки какие-то, доктор на машине приезжал, в карты звал…
– Есть поворот, – подтверждает и Сашка. – В леса поворот будет.
– Там-то и госпиталь! В лесах экономия… как ее?.. «Звиш-ки» либо… «Звашки»!
– А где госпиталь, там и бензин. А надо торопиться, – настаивает Сашка. – Кругом шпионы напущены. Штабные на станции говорили: важные какие-то усклизнули! Наши, будто, агенты были…
Ахнул казначей. Схватил меня за плечо, задохнулся:
– Вот… говорил!.. Ясно!.. Тихое-то место…
Для меня все теперь было безразлично. Мне открывалась тайна… Помогать жизни?.. Я теперь достаточно подготовлен, чтобы не творить иллюзий… А этот лысый…
– Предпринимай же! – орал на меня казначей. – Нельзя оставить!
Сашка смотрел болваном.
– Иди и возьми! – крикнул я казначею.
Постояли-пождали. Угол глухой, в стороне от большого тракта, леса. Ясно одно: надо достать бензину.