И вижу всю как на ладони.
А ночью, лежа на боку,
Вдруг вздрогну, выхватив некстати
На нас похожую строку
Из писем Александра к Нате:
Скажи, мой друг, чего мы ждем,
Ты в Душанбе, а я подале,
«В Москве, обоссанной дождем…» —
Как Пушкин писывал Наталье.

* * *

Господь так далеко с тобою нас расставил,
Что мы не видим лиц.
И я не знаю,
Смеешься ты иль плачешь,
И мне – заплакать или улыбнуться?

* * *

А мы с тобою стали яты —
Мы два пловца, мы два гребца.
Настой сосущие из мяты,
Из солнца, меда, чабреца
И мяты, чьи листки измяты.

* * *

Парит пятый час уже,
Скоро, верно, гром бабахнет.
На четвертом этаже
Одуванчиками пахнет.
Вдруг асфальтовый настил
Стал зеркально-фиолетов.
И прохожих превратил
В дам и карточных валетов.
Лопнул неба потолок.
Рухнул ливень оголтелый.
Все пустились наутек.
Всё мгновенно опустело.



Ходят смерчи косяком,
Буруны, водовороты…
Через площадь босиком
Ты бежишь в мои ворота.
Я застыну у дверей,
Чтобы слушать в сердце бьющий
Легких ног твоих хорей,
По ступенькам вверх бегущий.
Ну, скорей же! Появись,
Чуть склонив головку набок,
Вся из капелек и брызг,
Одуванчиков и радуг.

* * *

С деликатностью бомжа
Я живу как на вокзале.
В доме, где с душой душа,
Мы и слова не сказали.
Пятый месяц – ё-моё! —
Окружен я пустотою.
Вижу в зеркале мое
Отраженье испитое.
Вот и стал я странноват,
Тереблю седые патлы.
Одинок, как астронавт,
В космос выпавший из «Шаттла».


Это я – любимец всех.
Знавший лучшие денечки.
Это я, даривший смех,
Плачу в кухне-одиночке.
Не осталось и следа
От тех дней. Дошел до ручки.
Как же вышло, что сюда
Мы вошли, держась за ручки?

1960–1996