Джорджия чувствовала, что он неподвижно стоит сзади, всего в нескольких дюймах от нее. Мгновение спустя его руки легли на ее плечи, но он все стоял неподвижно и безмолвно – просто стоял и держал ее, как будто не знал, что сказать или что сделать.

Джорджия повернулась и посмотрела ему в глаза – в них читалось беспокойство. Сделав медленный и тихий выдох, Джорджия подняла руку и дотронулась до его щеки.

Хотя Себастьян брился сегодня утром, Джорджия почувствовала своей ладонью легкую щетину.

– Прости, – прошептал он. – Я знаю, что это не только ты. Я знаю, что со мной было нелегко жить. Но мы должны сделать Рождество для Джоша. Я сам просил не говорить о прошлом и сам же нарушил правила. Мы можем начать все сначала?

Джорджия убрала руку:

– Начать что?

Несколько секунд он молчал, затем его рот растянулся в улыбке, в которой было и раскаяние, и нежность, и боль.

– Рождество. Ничего больше. Я знаю, что большего ты не хочешь.

– Хорошо. Больше никаких злобных замечаний, ничтожных выпадов и ссор.

Себастьян медленно кивнул.

– Меня устраивает, – сказал он угрюмо и снова улыбнулся той же грустной улыбкой, от которой у нее в горле встал ком, а сердце заныло от боли.

Неизвестно, как долго они бы там стояли, но вдруг из кухни донесся грохот. Джорджия выбежала в испуге.

Она нашла Джоша на полу. Рядом на боку лежал стул. Джорджию снова охватило чувство вины.

– Он в порядке?

– Думаю, да.

Джорджия подняла сына на руки, и он обхватил ее руками и ногами, спрятал свое лицо в ее плечи и зарыдал.

– Я думаю, он просто сильно испугался.

Джорджия испугалась тоже. Впрочем, как и Себастьян.

Себастьян протянул руку и нежно положил ее на голову Джошу.

– Ты в порядке, малыш?

– Я миллион раз просила его не залезать на стулья.

– Он – мальчик. Мальчики очень любопытны. Я до семнадцати лет был покрыт синяками от падений. А потом я сел за руль.

Джорджия посмотрела на него с интересом:

– Спасибо. Действительно, хорошо знать, что ожидает нас в будущем.

Себастьян улыбнулся ей, и это была первая настоящая улыбка. От его улыбки ей стало тепло. Джорджия села на стул, обняла Джоша и стала искать шишку на лбу.

– Чай? – предложил Себастьян, и Джорджия кивнула:

– Хорошая идея. Спасибо.

– Универсальная панацея, не так ли?

Себастьян поставил чайник и пошел в кабинет за чашкой и недоеденным печеньем – пауза, чтобы сделать несколько глубоких вдохов и замедлить биение сердца. Он и представить не мог, что они там обнаружат, и облегчение, что Джош в порядке, было огромным.

Он быстро зашагал на кухню, поставил свою кружку ближе к плите, чтобы она не остыла, и заварил ей свежий чай.

– Как он?

– У тебя все хорошо, Джош, не так ли? Наверное, ему уже пора отдохнуть. Я обычно после обеда его ненадолго укладываю. А пока он будет спать, я, возможно, почитаю.

Себастьян нахмурился, так как вдруг ощутил непривычную эмоцию – разочарование. Неужели? Что с ним?

– Хорошая идея. Я вернусь к работе, а елку нарядим позже.

– Омела?

Из всего разнообразия зелени он срезал только омелу! Как будто это поможет.

– Я знаю, я знаю, – Себастьян коротко вздохнул, – но она рождественская, да и все остальное было трудно достать. У меня были только ножницы, я и представления не имею, где могут быть секаторы. Но есть еще ветка остролиста – для рождественского пудинга.

Джорджия наклонила голову набок и посмотрела на него недоверчиво, стараясь не засмеяться.

– Рождественский пудинг?

– Безусловно. Подожженная ветка остролиста обязательно должна быть на рождественском пудинге, когда его приносят на стол. Это закон.

Джорджия подавила взрыв смеха.

– Это тот же самый закон, который говорит, что огоньки должны быть белыми? – поддразнивала она его, но Себастьян только сложил руки и нахмурил брови.

– Безусловно. Рождество есть Рождество. Его нужно встречать должным образом. Или ты не знала таких простых вещей?

Джорджия медленно улыбнулась:

– Знаешь, что? У тебя хорошее сердце, Себастьян Кордер, но сам ты колючий, как еж. И нет, с этим у меня совсем нет проблем.

Себастьян откашлялся.