Ты так и знай…

Погиб водитель одного из БТРов, попытавшийся выпрыгнуть из машины. Погиб лучший весельчак роты, гармонист, никогда не расстававшийся с баяном, — когда перебегал из укрытия в укрытие. Погибло еще несколько человек, которых не могли достать бандитские пули.

Боевики приободрились и перешли к более активным действиям. Из их стана все чаще доносилось повторяемое горным эхом:

— Аллах акбар!

Этим воплем сопровождался каждый удачный выстрел невидимого и неуязвимого снайпера.

— А говорят, один в поле не воин! — раздраженно сказал командир.

— Так то в поле, а у нас горы.

— Что делать будем?

— Выжидать…

— Этак он всех постепенно перестреляет.

— Рвануть вперед, в атаку?

— Чистое безумие. Нельзя эту заразу оставлять у себя в тылу. Окажемся между двух огней.

— Отступать?

— Тоже смерти подобно. Боевики нас сомнут, они только и ждут этого момента.

— Значит, надо снять снайпера.

— Легко сказать…

— Снять любой ценой!

— Ох, до чего не люблю я эти слова! «Любой ценой!» — поморщился командир. — Сидят у меня в печенках.

— А что делать?

— Кликнем добровольца.

— Пожалуй.

Уничтожить невидимого стрелка, несмотря на опасность задания, вызвалось сразу несколько человек. Командир остановил свой выбор на том, кто вызвался самым первым. Это был командир стрелкового взвода, юный розовощекий лейтенант. Его глаза с такой мольбой смотрели на командира, что отказать ему было невозможно.

— Ты хоть лазать по горам умеешь?

— Специальную тренировку проходил, — глаза лейтенанта радостно блеснули.

— В учебном лагере?

— Ну да.

— Так ты из отряда Забайкальского ОМОНа? — что-то припомнил командир.

— Участник легендарного похода по чеченским тылам, — добавил заместитель.

— Он самый, — расплылся в улыбке лейтенант. — К нам в лагерь сам генерал Матейченков приезжал, он после учений сказал, что я прирожденный альпинист. Посоветовал после войны всерьез заняться этим делом…

— Ну, ежели сам генерал Матейченков… — протянул командир. — Тогда тебе, товарищ лейтенант, и в самом деле отказать невозможно.

— Спасибо, товарищ майор!

— Стой! Куда ты бежишь поперед батька в пекло?

Заместитель грубовато добавил:

— Не спеши, без тебя похороны не начнутся.

— Повтори боевую задачу, лейтенант, — произнес командир.

— Уничтожить вражеского снайпера. Поднимусь вон по той стороне, там снег не такой глубокий. Обогну гору, залезу ему в тыл… И дальше, как учили.

— Гранату возьмешь? — спросил заместитель.

— Нет смысла. Я его из «калашникова» сниму, — уверенно произнес лейтенант, поправляя ремень куртки.

— Будешь выделяться на снегу, — недовольно поморщился командир. — Белый маскхалат надень.

— Я и сам так думал, спасибо, — кивнул розовощекий лейтенант, вчерашний выпускник училища.

— Так. Еще одно, — произнес озабоченно командир. — Давайте втроем прикинем наиболее безопасный маршрут наверх. Благо, карта — вот она, перед нами, — кивнул он на крутобокий, занесенный снегом склон горы.

Бой длился. Летели пули, посвистывали осколки, продолжал методично постреливать снайпер.

Лейтенант повернулся налево кругом.

— Стой! А как же твой автомат? — озабоченно произнес командир.

— А что?

— «Калашников» будет на снегу выделяться.

— Да. Не подумали мы, елки-палки, — сказал заместитель.

— А я его в белое полотенце заверну. Вафельное, — нашелся лейтенант. — Мама из дому прислала.

— Совсем еще сосунок, — заметил командир, когда доброволец отошел. — Несмотря на лейтенантские погоны.

— Такой сосунок иного старого вояки стоит, — возразил заместитель. — Я видел его в деле, да и ты тоже.

Командир вздохнул:

— Дай бог, чтобы вернулся.

Это было непередаваемое, ни с чем не сравнимое чувство — ощущать свою полную власть над этими маленькими фигурками, которые мельтешили глубоко внизу.

Она не поменяла бы это чувство ни на какое другое.

Прежде всего, она недосягаема ни для кого из противников. Даже обнаружить ее местоположение невозможно, разве что ночью — по мгновенной вспышке снайперской винтовки. Но сейчас день, и вспышку не заметишь, как ни старайся.