Князь сошёл с крыльца, направляясь в церковь Святого Иоанна, где обычно молился, и увидел в санках всю закутанную в шубу и платок девочку - смуглую, чернобровую и черноглазую. Пальцем указал на неё:

–  Чаргово отродье? Поселите ея в северном крыле. Должный уход составьте. Пусть пока живёт. После поглядим.
– И забыл о существовании Настеньки навсегда.

Новые заботы переполнили ум Владимирки. Из Звенигорода прискакал человек Олексы Прокудьича и доставил от наместника грамоту. В ней писалось, что боярином был отловлен князь Иван Ростиславич по прозвищу Берладник, пробиравшийся по приказу Изяслава в Венгрию. На допросе показал, что весною во Владимире-Волынском соберутся силы Мстислава, венгров и поляков и пойдут на Киев. Можно эти планы нарушить, если подстеречь королевское войско где-нибудь в Карпатах. Большего ж разведать не получилось, так как пленнику, брошенному в яму, удалось бежать.

Смяв пергамент, Галицкий владыка подумал: «Прав старик оказался-то. Вот ведь леший! Ну, спасибо ему: встречу унгров теперь во всеоружии. Не пройдут к Волыни мимо Галича!»

Зиму и начало весны провели в подготовке к бою. Знали, что венгерское войско спустится с Карпат либо через Дуклу, либо по Верецкому перевалу, а затем пройдёт мимо Перемышля. Соответственно, выставили дозоры, а на речке Сане скрытно расположили несколько ударных полков. Оставалось ждать.

Первые дозорные прискакали с Дуклы: разглядели тысячную рать во главе с самим Гейзой II; якобы венгерские рыцари встали лагерем у верховий Днестра - видно, ожидая пополнения, следующего для безопасности по иному пути. «Не дадим им соединиться!
– приказал Владимирко.
– Нападём внезапно и порубим до одного!»

Этот план реализовали великолепно. Тёплым майским вечером рыцари сидели в своих шатрах и, не слишком заботясь об охране, пировали напропалую. Тут на них, полупьяных и беззащитных, налетел отец Ярослава. Конники рубили сплеча перепуганных, мечущихся мужчин. Удалось ускакать только Гейзе и десятку его приближенных: через Дуклу они возвратились на родину. Галичане же уничтожили около девятисот человек, самый цвет венгерской аристократии.

Правда, с гор спустились свежие силы, предводимые Иваном Берладником. Сталкиваться с ними было уже опасно, и Владимирко отступил, улизнул в прикарпатские леса. А его племянник без поддержки конницы Гейзы нападать на Галич тоже побоялся и проследовал мимо Перемышля на Волынь. Здесь он встретился с Изяславом. Сделав дочь польской королевой, тот приехал из Кракова тоже с многотысячной ратью, и ничто уже не мешало двинуться на Днепр - отвоёвывать «матерь городов русских».

В середине лета весть о битве за Киев докатилась до Галицкого княжества: Юрий не смог выстоять и бежал к себе в Суздаль. Стало ясно: вот теперь уж настанет черёд Владимирки. Началась подготовка к большой войне. Ярослав помогал отцу, но не забывал и беременную супругу: ведь она летом сообщила, что под сердцем носит ребёнка.

Жизнь Ивана Берладника складывалась в Венгрии замечательно. Мало того, что его вскоре по приезде милостиво приняла королева - Евфросинья Мстиславна (как и брат, внешне напоминавшая земноводное, - но скорее не жабу, а простую лягушку) и представила мужу - королю Гейзе; Мало того, что Гейза согласился воевать на стороне шурина Изяслава, лично возглавив конницу мадьярских вельмож и Доверив Ивану провести пехоту по Верецкому перевалу; здесь Берладник встретил собственного дядьку - перемышльского боярина Петра Бориславича.

Дядькой он был не в родственном смысле, а по должности - как наставник, учитель и пестун. Человек образованный, тонкий и порядочный, тот пытался привить сыну Ростислава все премудрости предыдущих столетий; и хотя получалось это не особенно плодотворно - мальчик откровенно скучал над пергаментами и книгами, отдавая предпочтение верховой езде и кулачному бою, - тем не менее оба относились друг к другу с теплотой и любовью.

После смерти родителя юный князь взял Петра в Звенигород, где боярин помогал ему заниматься делами вотчины. А когда галичане предложили Ивану захватить престол и сместить Владимирку, Бориславич рьяно его отговаривал; не сумев добиться успеха, не поехал со своим подопечным; так они поссорились и расстались.

Вскоре сын Ростислава потерпел поражение и бежал в Берлад. А боярин-учитель, испугавшись, что направленный из Галича наместник - Иван Халдеич - будет над ним измываться, сам уехал в Венгрию, где жила его двоюродная сестра, будучи женой рыцаря-мадьяра.

При дворе короля Пётр тоже преподавал, обучая, по желанию Евфросиньи Мстиславны, принцев Иштвана и Белу русской грамоте.

(Будучи не чужд сочинительства, Бориславич вёл подробный дневник. Несколько позднее многие куски из его пергаментов станут частью сводов русских летописей. И события, о которых речь пойдёт впоследствии, нам известны только благодаря записям Петра).

Словом, обретение дядьки очень обрадовало Ивана. Прежние обиды забылись, и наставник с учеником весело болтали, сидя за кружкой светлого токайского. За прошедшее пятилетие пожилой пестун изменился мало - был таким же добродушным и рыхлым, с бабьим голосом и пальцами-колбасками. На одном из пальцев, как и прежде, отливал зелёным толстый перстень с крупным изумрудом.

–  А скажи, Петро, - посмотрел на драгоценность Берладник, - там внутри всё ещё находится яд?

Дядька начал кудахтать - это у него означало смех:

–  Фу, Иване, ты уже большой мальчик, а по-прежнему веришь в глупые небылицы! Это ж я говорил нарочно, чтоб ученики предо мною трусили.

–  Нет, я знаю верно. Кто-то из холопов, нанятых Владимиркой, влез к тебе в светёлку, снял у спящего перстень и достал отраву, а затем подсыпал моему отцу.

–  Чушь какая! Яд как был на месте, так и есть до сих пор…

Молодой человек захлопал в ладоши:

–  А, купился, купился! Я тебя поймал! Пётр конфузливо опустил глаза:

–  И не стыдно подлавливать старика-учителя, подпоив его вином?