— Да нет мне никакого дела до твоей личной жизни! Если бы сегодня я не столкнулся с тобой при весьма печальных обстоятельствах, вообще бы не вспомнил о тебе!

— Ах, так?! Какого же черта ты вынюхиваешь?

— Я вынюхиваю?! — задохнулся он. — Я! Вынюхиваю?! Прости, что неудачно спросил. Пусть тебя провожает хоть Ганин, хоть Джек Потрошитель, мне все равно!

С этими словами он вылетел за дверь. Алена хотела крикнуть ему вслед что-нибудь гадкое и оскорбительное, но не успела.

Когда его шаги на лестнице стихли, она опустилась на стул и тупо уставилась на чашку с недопитым чаем. «Ничего себе пообщались, — грустно подумала она. — И чего он так взъелся? А главное, Корнелия-то, опять просчиталась. Подходит он мне! Черта с два! Хотя у нас, конечно, много общего… Может, все-таки стоит быть с ним поласковее?»

«Казалось, что ночь перешагнула порог времен и превратилась в вечность. Где-то далеко, может быть, на Монмартре, все еще не угасала чья-то вечеринка. Она вслушивалась в едва различимые звуки музыки, переплетенные с криками, смехом и порывами весеннего ветра. Вслушивалась до тех пор, пока они не стали казаться ей нестерпимо печальным эхом ее собственного одиночества. Тогда она встала с кровати, подошла к окну и, обхватив плечи руками, застыла, вглядываясь в парижскую темноту. Ей показалось, что утро никогда не наступит, что кто-то вечно будет наслаждаться ночными радостями — танцами, прогулками под желтой огромной луной, поцелуями. Но ей, страстно желающей наступления серого туманного утра, никогда не познать радость. Потому что больше она не выйдет на мост, не дождется своего таинственного гребца…»

Телефонный звонок заставил отложить книжку. Алена потянулась и взяла трубку:

— Ты в курсе, что произошло с твоим заданием? — быстро осведомился Борисыч.

— Сказать «в курсе» — значит, ничего не сказать, — зевнув, ответила она.

— Ну и как?

— А что я должна ответить, кроме как «сожалею»? — Она пожала плечами для убедительности, но шеф этого не видел, наверное, поэтому его любопытство осталось неудовлетворенным.

— Но ты же последняя, кто говорил с Журавлевым?

— По крайней мере, последняя журналистка.

— Ты успела взять у него интервью? — заметно оживился главный редактор.

— Вообще-то не совсем, но парой фраз мы с ним перекинулись.

— Этого хватит для публикации?

— Если на меня хорошенько надавить, этого хватит на целую книгу, — улыбнулась она.

— Считай, что надавил. Готовь материал в этот номер. И еще… что там творится с постановкой?

— По моим сведениям, репетиции продолжатся. Гамлета будет играть Ганин.

— Знаешь что, дуй-ка ты в этот театр и сделай обзор. Поспрашивай там о Журавлеве, ну не мне тебя учить…

— Аркадий Борисович, — со смешанным чувством удивления и воодушевления выдохнула Алена, — вы же никогда не поощряли мои походы по горячим следам!

— Сейчас другой случай. Убийство громкое, вся Москва уже гудит. Для нашего журнала твоя статья может оказаться настоящим Клондайком. Так что побыстрее работай. Чтобы через неделю статья легла мне на стол!

— Алена! Это слишком длинная история, к тому же история слишком давняя, чтобы ее вспоминать, — по округлившимся глазам тетки Таи, а особенно по тому загадочному блеску, которым теперь наполнены были эти глаза, Алена заключила, что как раз это тетке больше всего и хочется.

Она приготовилась слушать.

— А разве Игнат Робертович… уже в отставке? — неосмотрительно встряла Настена, но Алена тут же толкнула ее локтем в бок:

— Цыц!

— Хорошо, — быстро согласилась та, однако было поздно.

Тетка слегка зарозовелась и поджала губы.

— Милая моя, — она строго глянула на Настену поверх очков, — неинтеллигентно думать, что в нашем возрасте еще имеет смысл отправлять кавалера в отставку. Это вы можете разбрасываться — тот подходит, тот не подходит, а мы, дамы бальзаковского возраста, вынуждены быть более осмотрительными. Так ведь пробросаешься, а через пару лет, глядишь, и в театр не с кем пойти… — с достоинством заключила Тая.

— Да ну… В театр можно пойти и одной. Не обязательно цепляться за мужской локоть, — Алена неодобрительно покосилась на подругу: мол, нашла, когда разбавлять разговор дурацкими вопросами.

— Одной ходить неприлично. Женщина должна быть при кавалере. А то, смотрю я на тебя…

— Так что там с Горынычем, то есть с Вячеславом Ивановичем? — Нужно непременно сбить тетку с излюбленной темы критики личной жизни племянницы, иначе это затянется и перейдет в утомительное препирательство.

— Горыныч — уже и кличку заимел стариковскую, — вздохнула родственница. — Вот что делают с человеком годы.

— Так почему ты за него замуж не вышла?! — Алена теряла остатки терпения.