Серебряный век. Лирика (сборник)
вернуться

Коллектив авторов
Шрифт:

Память

Анне Николаевне Гумилевой

Только змеи сбрасывают кожи, Чтоб душа старела и росла. Мы, увы, со змеями не схожи, Мы меняем души, не тела. Память, ты рукою великанши Жизнь ведешь, как под уздцы коня, Ты расскажешь мне о тех, что раньше В этом теле жили до меня. Самый первый: некрасив и тонок, Полюбивший только сумрак рощ, Лист опавший, колдовской ребенок, Словом останавливавший дождь. Дерево да рыжая собака, Вот кого он взял себе в друзья, Память, Память, ты не сыщешь знака, Не уверишь мир, что то был я. И второй… любил он ветер с юга, В каждом шуме слышал звоны лир, Говорил, что жизнь – его подруга, Коврик под его ногами – мир. Он совсем не нравится мне, это Он хотел стать богом и царем, Он повесил вывеску поэта Над дверьми в мой молчаливый дом. Я люблю избранника свободы, Мореплавателя и стрелка, Ах, ему так звонко пели воды И завидовали облака. Высока была его палатка, Мулы были резвы и сильны, Как вино, впивал он воздух сладкий Белому неведомой страны. Память, ты слабее год от году, Тот ли это или кто другой Променял веселую свободу На священный долгожданный бой. Знал он муки голода и жажды, Сон тревожный, бесконечный путь, Но святой Георгий тронул дважды Пулею не тронутую грудь. Я – угрюмый и упрямый зодчий Храма, восстающего во мгле, Я возревновал о славе Отчей, Как на небесах, и на земле. Сердце будет пламенем палимо Вплоть до дня, когда взойдут, ясны, Стены Нового Иерусалима На полях моей родной страны. И тогда повеет ветер странный И прольется с неба страшный свет, Это Млечный Путь расцвел нежданно Садом ослепительных планет. Предо мной предстанет, мне неведом, Путник, скрыв лицо; но все пойму, Видя льва, стремящегося следом, И орла, летящего к нему. Крикну я… но разве кто поможет, Чтоб моя душа не умерла? Только змеи сбрасывают кожи, Мы меняем души, не тела. 1920

Алексей Крученых (1886–1968)

Русь

в труде и свинстве погрязая взрастаешь сильная родная как та дева что спаслась по пояс закопавшись в грязь по темному ползай и впредь пусть сияет довольный сосед! 1913

Смерть художника

привыкнув ко всем безобразьям искал я их днем с фонарем но увы! все износились проказы не забыться мне ни на чем! и взор устремивши к бесплотным я тихо но твердо сказал: мир вовсе не рвотное – и мордой уткнулся в Обводный канал… 1913

«Копи богатства беги отца…»

копи богатства беги отца его оставив в ломовиках замок покрепче на дверях пусть с взглядом смуглой конницы он за тобою гонится пусть шепчет заклинания и в дверь без смысла бьет пускай подымет он народ не верь его страданиям пусть плачет – детям в назидание 1914

Отрыжка

как гусак объелся каши дрыхну гуска рядом маша с рожей красной шепчет про любовь. 1917

«Кокетничая запонками…»

Кокетничая запонками из свеже-отравленных скорпионов Портовый кран вдвое вытянул изумрудный перископ головы и прикрыл индиговым сатином жабры, дразня пролетающих с Олимпа алебастровых богинь цин-ко-но-жек!.. 1920

«И так плаксиво пахнут…»

И так плаксиво пахнут русалки у пруда как на поджаренном чердаке разлагающиеся восточные акции сокации кибля мыган огляр хючки хычас гыш! 1920

«Дым накрашенных ноздрей…»

Дым накрашенных ноздрей Курчавоглазого зверька Толчками сдул меня С площадки воздуха И я летел Как выроненный слизняк!.. 1920

Ольга Розанова (1886–1918)

Испания

Вульгарк ax бульваров Варвары гусары Вулье ара-бит А рабы бар арапы Тарк губят тара Алжир сугубят Ан и енно Гиенно Гитана. Жиг и гит тела Висжит тарантела Вира жирн рантье Антиквар Штара Квартомас Фантом Илька негра метресса Гримасы Гремит Гимн Смерти Трупом застылым Глядит незримо Мертвое око окон. Черной гривой Покрыл землю аспидный конь. 1918

«Сон ли то…»

Сон ли то… Люлька ли В окне красном Захлопнутом В пламени захлебнувшемся Кумача Огня Медленно качается Приветливо баюкает Пристально укутывает От взглядов дня. В огне красном С фонарем хрустальным Рубиновый свет заливает, как ядом И каждый атом Хрустально малый Пронзает светом Больным и алым. И каждый малый Певуч, как жало, Как жало тонок, Как жало ранит И раним Жалом Опечалит Начало Жизни Цветочно алой. 1918

Бенедикт Лившиц (1887–1938)

Ночной вокзал

Мечом снопа опять разбуженный паук Закапал по стеклу корявыми ногами. Мизерикордией! – не надо лишних мук. Но ты в дверях жуешь лениво сапогами, Глядишь на лысину, плывущую из роз, Солдатских черных роз молочного прилавка, И в животе твоем под ветерком стрекоз Легко колышется подстриженная травка. Чугунной молнией – извив овечьих бронь! Я шею вытянул вослед бегущим овцам. И снова спит паук, и снова тишь и сонь Над мертвым – на скамье – в хвостах – виноторговцем.

Гибрида

Вере Вертер

Не собран полнолунный мед И ждут серебряные клады Хрустальных пчел, и водомет Венчальным веером цветет, И светлым ветром реют хлады, А ты в иные серебра Скользишь селеньями Селены, Забыв у томного шатра Протянутый в твое вчера Мой гиацинт, мой цвет нетленный. И вновь из дальнего ручья, Рожденная в напрасном слове, Приподымаешься – ничья! – Возлить трилистник лезвия, Луннеющего наготове.