Абраменко Леонид Михайлович
Шрифт:
Приторной слащавостью дышат стихи, сочиненные Робертом Эйдема-ном, командующим 13-й армией в июне-июле 1920 г.:
Обнял яблоньку в саду Страстный ветерок.
И стряхнул с ее ветвей Лепестков снежок"107.
Чекистов за их кровавые “подвиги" всячески поощряли, их восхваляли. Несмотря на то, что многие из чекистов были замечены в очевидных злоупотреблениях, хищениях и взятках, их окружали почетом и щедро награждали. Их именами при жизни называли улицы, предприятия, стадионы, госпитали, а некоторых чекистов удостаивали даже названием населенных пунктов. Многие из них стремительно продвигались по служебной лестнице. Отдельные из них стали
даже наркомами. Поскольку террористическая деятельность чекистов объединяла, способствовала образованию тайной, замкнутой касты, солидарность и взаимовыручка между ними была непоколебима и сохранялась на всю жизнь. Об этом писала Ж. Ламбер: “Честных людей связывают добродетели, обыкновенных — удовольствия, а злодеев — преступления”108.
После оставления службы в ЧК, ГПУ, НКВД и работая в народном хозяйстве, как правило, на высоких должностях, они не теряли между собой связи, горделиво называли себя “чекистами”, имеющими “честь” служить в “вооруженном отряде партии”. Особое почтение отдавалось тем, кто участвовал в “крымской операции”, последнем периоде гражданской войны.
После XX съезда партии и частичного разоблачения до тех пор скрытых преступлений чекистов и партийной верхушки старые кадры заволновались, но все же надеялись, что их еще позовут. В 50—60-х годах большинство бывших гебистов ринулись в адвокаты. Лицемерно забыв о творимых ими произволе и беззаконии, без угрызения совести, они стали рупором защиты законности и правопорядка в различных судах. Благодаря старым “заслугам” они стали членами областных коллегий
10 Энциклопедия мысли. — Симферополь, 1997. — С. 473.
адвокатов и их председателями. И только некоторые из них осознали свою вину и публично раскаялись. В декабре 1954 г. в окружном Доме офицеров в Ленинграде состоялся суд над бывшими работниками госбезопасности. Один из них, И. А. Чернов, признавая применение незаконных методов следствия и фальсификацию дел на невинных людей, заявил, что он чувствует на себе дыхание ненависти честных советских людей, сидящих в зале суда. Впрочем, подобные судебные процессы по обвинению чекистов — нарушителей законности в 1953—1959 гг. носили чисто пропагандистский характер. На скамью подсудимых попали лишь некоторые из них. По исследованию Н. В. Петрова и К. В. Скоркина, создавших справочник “Кто руководил НКВД 1934—1941”, в хрущевский период было осуждено всего 20 человек. После 1959 г. таких судебных процессов уже не было.
Чекисты никогда не следовали древней заповеди, переданной Плутархом: “будь справедлив; над тобой и над всеми бодрствует мститель. Это может быть твой последний час”109. Они никогда не думали о том, что страшные проклятия миллионов ограбленных, замученных и расстрелянных обрушатся на их головы, что они — всего лишь оружие, подлежащее слому после использования, что каждая революция, как писал Ромен Роллан, пожирает своих детей110. Удивительно точно подметил М. Волошин в своих стихах, написанных еще
в 1906 г.:
“Не сеятель сберег колючий колос сева,
Принявший меч погибнет от меча.
Кто раз испил хмельной отравы гнева.
Тот станет палачом иль жертвой
палача"i}.
Из тринадцати указанных выше членов коллегии ВЧК своей смертью умерли только Ф. Дзержинский и В. Менжинский. Все остальные в разное время были признаны врагами народа, осуждены и расстреляны. Дзержинский и Менжинский не дожили до ежовских времен. Не исключено, что их постигла бы такая же, вполне закономерная участь. Большинство работников руководящего состава центральных и губернских органов ЧК, а также почти весь начальствующий состав, принимавший участие в “крымской операции” в
1920—1921 гг., в 30-е годы тоже были осуждены и расстреляны.
В первую очередь понесли наказание основные организаторы террора — Манцев, Евдокимов, Быстрых. Расстреляны также Воронцов, Говлич, Дагин, Данишевский, Иванов, Кац-нельсон, Лордкипанидзе, Миронов (Король), Цикановский, Письменный,
Радзивиловский, Реденс, Пятаков, Рубинштейн, Фомин, Фриновский, Цик-лис, Шаров, Эйдеман. Об этих чекистах удалось найти хоть какие-то сведения, но судьба многих иных, проходящих по крымским архивным делам, к сожалению, пока неизвестна.
Их репрессировали, конечно же, не за совершение тех жутких военных преступлений, которые они совершили, в частности, в Крыму. “Подвиги” чекистов в 1920—1921 гг. в Крыму и в Украине партийной элитой и учеными “от истории” в 30-е годы, когда чекисты были репрессированы, и в течение последующих десятилетий, вплоть до 80-х годов, признавались вполне обоснованными и похвальными. Даже в 90-х годах в связи с пересмотром крымских архивных дел за тот период отдельные ответственные лица высказывали сомнения в правомерности реабилитации погибших солдат и офицеров, оставшихся в Крыму, а иногда и возражения, которые все же удалось преодолеть. Эти возражения аргументировались наличием экстремальной военной ситуации в стране, стремлением недопущения возрождения белого движения и интервенции, необходимостью принятия жестких мер. Оппоненты, видимо, забыли, что необходимость, как писал Питт, — это излюбленный аргумент тиранов111. О крымской трагедии никто и никогда не вспоминал. Обвинив старых чекистов в измене родине, участии в шпионских, диверсионных, вредительских и прочих мифических организациях, их убрали как отработанный материал и опасный для “славной “истории ВКП(б) балласт, как носителей ее позорных страниц, возомнивших себя героями и посмевших высказывать вслух не всегда приемлемое мнение о событиях в стране и делать замечания по поводу политики партии. Старая чекистская гвардия, кроме того, весьма раздражала новых ежовских и бериевских сатрапов своими наградами и заносчивостью.