— Как при всех?.. И при мужчинах? — широко открыл засверкавшие глаза генерал.

— Нет, при детях…

— А, ну да, ну да! — пробормотал старец. — Но это неприлично… неприлично…

— Так вы тоже сознаете, что в приюте дурно кормят? — спросил юный ревизор у Катерины Александровны, щуря глаза.

— Я сознаю, что здесь все дурно, — ответила она. — Хотя трудно сделать, чтобы здесь что-нибудь было хорошо при тех средствах, которые отпускаются на приют.

— Однако вы изволили молчать о том, что все идет здесь дурно, — колко заметил юный ревизор, решившийся не спускать никому и сразу выдвинуть себя в глазах высших лиц.

— Напротив того, я все уже объясняла несколько раз княгине Гиреевой.

— Ну, видите, видите, объясняли, — заступническим тоном проговорил генерал.

— И ваши жалобы на начальницу остались без последствий? — спросил юный ревизор.

— Я жаловалась не на начальницу, — сухо ответила Катерина Александровна. — Начальница ничем не виновата, а я просто в разговорах с княгиней говорила, что приют не может содержаться на свои скудные средства.

Юного чиновника поразил холодный тон молодей девушки.

— Вы знакомы с княгиней?

— Да, я бываю у нее, — уклончиво ответила Катерина Александровна.

— Очень жаль, что вы действовали помимо управления, помимо нас, — внушительно заметил юный ревизор, считавший долгом вежливо распечь всех и за все. — Вы должны были знать, что у вас есть ближайшее начальство. Тут нужно не подпольные интриги заводить, а прямо исполнять свои обязанности… Вы должны были объяснить все нам…

— С вами я не говорила, так как вы только вчера, кажется, вступили в управление, но я уже несколько раз говорила обо всем этом с моим дядею, — ответила Катерина Александровна, увидав необходимость осадить расходившегося юношу. — И это все-таки не повело ни к чему.

— С каким дядею? — нахмурился юный чиновник.

— С Данилом Захаровичем.

Ермолинский широко открыл глаза и не вдруг нашелся, что ответить. У него внезапно пропала охота распекать Прилежаеву.

— Вы, вы племянница нашего милого Данилы Захаровича, — скороговоркой заговорил генерал по-французски. — Очень рад, очень рад!.. Как это он не познакомил… Ах, греховодник!

Старик оживился и крепко сжал руку Катерины Александровны.

— Надеюсь, надеюсь, что мы будем знакомы… Ах, греховодник, греховодник!.. Прятал от меня, прятал!

Генерал совершенно расцвел и позабыл про ревизию, про приют, про оказавшиеся оплошности. Зубова, Постникова и Зорина с различными чувствами, но с одинаковым изумлением смотрели на Катерину Александровну. Юный чиновник и Грохов снова занялись продолжением ревизии, но Свищов уже не мог оторваться от Прилежаевой. Он рассыпался в французских фразах и любезностях.

— Я, генерал, очень плохо понимаю французский язык, — заметила Катерина Александровна.

— О, ваша русская речь лучше всех языков в мире! — воскликнул старый волокита. — И как это наш старый греховодник забыл вас показать нам!

Свищов, по-видимому, был очень важным лицом и смотрел на Данилу Захаровича покровительственно.

— Я почти не бываю у дяди, — заметила Катерина Александровна.

— Ну да, ну да, вероятно, тетушка боится, что вы ее затмите… Между нами, она ведь совсем не хороша. Вульгарное что-то, знаете, во всем… во всем… знаете…

Генерал повертел в воздухе рукою, желая яснее высказать, в чем заключается вульгарность Павлы Абрамовны.

— Но зачем же вы здесь? Разве здесь ваше место? — начал он.

— Что ж делать, если лучшего места не могу занять! — ответила Катерина Александровна.

— Ну-у! — усмехнулся генерал. — Не говорите, не говорите этого!

— Ваше превосходительство, мы кончили, — почтительно объявил Ермолинский.

— Хорошо, хорошо!.. Так уж будто и нельзя найти лучшего места? — нежно промолвил Свищов Катерине Александровне, щуря масляные глаза и в волнении играя лорнетом.

— Нельзя, — пожала плечами Катерина Александровна.

— А может быть, и можно.

— Вы едете, ваше превосходительство? — нетерпеливо спросил юный ревизор.

— А, да, да! — очнулся генерал от сладких ощущений. — Нечего делать, надо ехать… Надеюсь, что будем знакомы? — обратился он к Катерине Александровне. — А я распеку старого греховодника, распеку, когда приедет… Цветок, цветок, а он скрывает, прячет! И от кого же? От меня?

Генерал сжал руку Катерины Александровны, подержал ее в своих дрожащих руках и с сияющим лицом вышел из приюта. Он был доволен ревизией.