– Откуда вам это известно, ваше высочество? – спросил он.

Минк вскинула в отчаянии руки:

– Я смотрела на них из окна, мистер Шипшенкс.

– Некоторые даже пытаются выбраться, проделав отверстие в живой изгороди!

– И это при нынешнем-то состоянии кустарника! – воскликнула принцесса, широко раскрыв глаза. – Мне кажется, он нуждается в обновлении. Готова поспорить, дворцовые власти не хотят выделять на это деньги. А вам еще приходится защищаться от грубиянов, которые утверждают, что у них в саду от сорняков больше пользы, чем от насаждений в лабиринте, и просят впустить их бесплатно. Вам следовало бы отдохнуть целую неделю, мистер Шипшенкс, а не полдня!

Смотритель, положив шляпу на скамейку, объяснил, что никак не ожидал в конце своих дней сидеть на стуле под открытым небом, снося все капризы английской погоды, и говорить, куда идти людям, у которых отсутствует чувство направления. В свое время он, следуя по стопам отца, стал служить младшим конюхом у некоего фельдмаршала. Затем пробился наверх и сделался самым юным лакеем во всем дворце. Когда, застукав в мансарде с дворецким, прогнали хозяйского камердинера, эта должность перешла к Шипшенксу. Она открывала выгодную возможность получать ношеную одежду фельдмаршала, что давало недурной побочный доход. Когда же старик заболел вскоре после смерти жены, именно Уильям Шипшенкс стал носить его вверх и вниз по лестнице. Впоследствии дела пошли еще хуже, и новый камердинер обустроил для больного особую комнату, стал спать в кресле у постели хозяина и подавать тому чистые платки, когда тот кашлял кровью. Но ничто уже не могло спасти старика, и он умер, сжимая руку слуги.

– Фельдмаршал всегда был очень щедр, – продолжил смотритель, – и оставил мне достаточно денег, чтобы открыть небольшую лавку. Я даже подыскал себе подходящую. Но родственники оспорили завещание под предлогом невменяемости покойного. Никто из них ни разу не навестил его за многие годы. А он был такой же разумный человек, как вы или я.

С тех пор смотритель не желал иметь никаких дел с представителями высших классов и, ничуть не заботясь о потере прежнего статуса, подал прошение о предоставлении ему нынешней должности. Тем, кто управлял дворцом, идея сделать смотрителем бывшего камердинера понравилась, потому что его предшественник, служивший до того садовником, воспринимал живые изгороди лабиринта как свою собственность и посетители жаловались, что он читает им нотации. Когда нынешний смотритель лабиринта получил эту работу, восторг его был настолько велик, что он заказал выпивку всем посетителям паба «Королевский герб», включая даже вечно пьяную торговку свиными ножками. Проведя так много лет в помещении и на ногах, он заработал варикоз и мертвенный оттенок кожи, а потому удовлетворенно вздыхал, сидя на стуле под ласковыми лучами весеннего солнца и слушая пение птиц. Летом его еще более согревала радость, которую испытывали посетители лабиринта, и он каждый вечер благодарил Бога в своих молитвах. Когда пришла осень и вечера стали темнее, смотритель отрастил бакенбарды, чтобы они защищали его от сырости, и любовался листьями, которые становились золотыми прямо у него на глазах. А когда выпал первый снег, он, запрокинув голову, ловил языком кружащиеся в воздухе снежинки.

Сперва он находил свой заработок, который состоял из выручки за вход, по пенни с человека, вполне достаточным. Но когда его мать заболела, этого оказалось мало, чтобы покрыть расходы на лечение, и он стал за небольшую плату пускать посетителей в лабиринт после его закрытия. В конце концов Шипшенкса уличили в этом и вызвали для объяснений к лорд-гофмейстеру, после чего назначили постоянное жалованье. Однако оно не могло сравниться с его прежними доходами, и тогда пришлось обратиться к услугам гомеопата из Ист-Моулси.

– Мать вскоре умерла, – продолжал смотритель. – Я в это время был на работе. Соседи пришли и позвали меня, когда она уже перестала кричать от боли.

Принцесса выразила свои соболезнования.

– Как им удалось вас уличить? – спросила она, внимательно наблюдая за ним.

– Один из жильцов услышал, как кто-то смеется в лабиринте в неурочное время, и написал лорд-гофмейстеру. Я просил весельчаков успокоиться, но они перед этим побывали в «Королевском гербе», – ответил смотритель.

– Что за злая фантазия – жаловаться лорд-гофмейстеру, мистер Шипшенкс! – отозвалась принцесса и после паузы спросила как бы невзначай: – А кто это сделал?

Смотритель отвел взгляд:

– Даже и говорить об этом не хочется.

Вдруг вошел один из актеров.

– Вам придется заплатить, если хотите посмотреть представление еще раз, – сказал он. – Хотя, к сожалению, привидений больше не будет. Человек, который их играл, только что подрался с продавцом шербета, оказавшимся вовсе не таким хилым, каким выглядел.

Минк направилась к павильону, где ее ждала Пуки, размышляя о том, не генерал ли был тем человеком, который написал письмо лорд-гофмейстеру. Это было вполне в духе усопшего. Быть может, смотритель не стал называть его, опасаясь быть заподозренным в желании отомстить генералу? Она все еще прикидывала, как ей выяснить имя этого человека, когда увидела Пуки. Ее служанка глазела на объявление, вывешенное рядом с маленькой грязной палаткой.

– Мадам Шарки, всемирно известная предсказательница, прибыла сюда прямиком из Месопотамии! – восторженно объявила служанка. – Ее специальность – определять будущее по родинкам. Я хочу, чтобы она мне погадала.

– Готова поспорить, что она прибыла прямиком из Уайтчепела [27] , – проворчала Минк. – А кроме того, я сама могу со всей определенностью предсказать, что с тобой произойдет. Абсолютно ничего.

– Вы действительно многое знаете, мэм, это правда. Но вы не знаете всего, как известная на весь мир мадам Шарки.

– Она не может быть такой уж знаменитой. Я, например, ничего о ней не слышала. Не пойти ли лучше посмотреть на русалок? – предложила Минк.

Служанка упрямо выпятила подбородок: