В этой связи хочу еще раз вспомнить своего отца. Когда он в середине 40-х годов стал дьяконом одного из омских храмов, то сразу же подвергся настоящей осаде сотрудников госбезопасности. Они требовали информировать их о настроениях паствы и священнослужителей. Он не соглашался. Его стали шантажировать, угрожать расправой. Тогда отец покинул Омск. А затем по той же причине еще дважды менял место службы… То же самое было и с братом отца.

– А Вашей отправке на работу за рубеж не могло помешать то, что Вы происходили из семьи, глава которой был расстрелян за контрреволюционную деятельность? Ведь дед тогда еще не был реабилитирован…

– Могло, конечно… Моя кандидатура утверждалась не только патриархией, но и Советом по делам религии при Совете министров. То есть теми же гэбэшниками. Но, видимо, возымела действие рекомендация, которую дал мне религиозный деятель мирового масштаба митрополит Никодим. Да и времена были уже не столь свирепые.

Если же продолжить разговор о сотрудничестве нашей церкви с КГБ, то должен сказать: конечно, было всякое. И не случайно патриарх Алексий в 2001 году заявил о том, что просит прощения у Бога за то, что «церковь иногда сотрудничала с богоборческой властью». И в своих проповедях мы следовали главному христианскому принципу – «всякая власть есть от Бога». Кстати, за что и обвинялись зарубежной русской церковью чуть ли не как пособники КГБ. Словом, сложно все это. Очень сложно…

…После возвращения из Германии меня, видимо, как человека, «хлебнувшего западной культуры», направили служить уже не в Ярославль, а в Ленинград. Вначале это был храм Александра Невского в Красном Селе, потом – церковь на Смоленском кладбище, затем – Князь-Владимирский собор, Преображенский собор и с 1977 года – снова Князь-Владимирский. Уже оттуда уехал в Австрию. Вернулся в 1986-м. И снова был поначалу Преображенский собор, а затем уже до 1996 года служил в Князь-Владимирском.

Это было время возрождения разрушенных, загаженных, испоганенных петербургских храмов. Для меня всегда горестно проходить мимо любой церкви, лишенной креста. И потому столь радостными и светлыми остаются в памяти годы, когда мне как благочинному доводилось проводить первые богослужения в возвращенных верующим храмах…

Вначале был Андреевский собор на Васильевском. За открытие его для прихожан шла долгая борьба, в которой довелось поучаствовать и мне. Слава Богу, там сохранился старинный иконостас, и службы начались сразу же, как только часть собора была передана верующим… А вот в церкви Рождества Иоанна Предтечи на Каменном острове, где многие годы размещалась спортивная база, ничего от храмового убранства не оставалось. Поставили подиум на месте, где должен быть алтарь, а иконы и утварь привезли из Князь-Владимирского собора. Еще хуже обстояло дело в Любани. Там у храма уже не было ни купола, ни крыши. Вместо нее натянули полиэтилен. Во время богослужения он защищал от дождя…

Екатерининская церковь в Мурино, творение великого Львова, где когда-то в XIX веке служил мой родственник, священник Красноцветов, тоже представляла собой весьма жалкое зрелище. Я провел там первую литургию, а освящал храм нынешний патриарх, а тогда митрополит Ленинградский и Ладожский Алексий.

Теперь – о Казанском соборе… Там с 1930-х размещался Музей истории религии и атеизма. Увы, здание собора числится за ним и по сию пору. Но по просьбе верующих и с разрешения местных властей в 1988 году 21 июля, в день Казанской иконы Божьей матери, я отслужил там молебен. Икону привезли из Князь-Владимирского собора, где она находилась после закрытия Казанского. За 58 лет это было первое здесь богослужение. Люди стояли и плакали…

Днем же возрождения храма можно считать 4 ноября 1990 года. Тогда в главном алтаре собора – там вместо иконостаса стояли еще музейные экспонаты – священник Князь-Владимирского собора Григорий Красноцветов отслужил уже не молебен, а полноценную литургию.

– Григорий, это Ваш сын?

– Да, сын… В том же 1990 году его назначили настоятелем православного прихода в Роттердаме. Построил там храм Божий и служит в нем. Знает три языка: английский, французский и голландский. Моя дочь, окончив Кораблестроительный институт, вышла замуж за священника. Он сейчас является представителем Московской патриархии в Канаде. У меня есть еще один сын – Сергей. Он окончил исторический факультет Университета.

– А когда Вы стали настоятелем Казанского собора?

– Я был назначен настоятелем в 1996 году. Собор требует реставрации. Она идет, но с трудом, в основном, на пожертвования прихожан. Внутреннее убранство восстановлено почти полностью, но остается возродить еще два иконостаса в южной и северной частях собора, два барельефа Александра I и Павла I – в западной…

– Казанский собор – это и архитектурный памятник мирового значения, и местонахождение одной из самых почитаемых икон православия. Правда ли, что чудотворную икону Божьей матери вынесли в январе 1943-го из Князь-Владимирского собора и, прежде чем начать прорыв блокады, прошли с ней по всему периметру расположения наших войск?

– Это не более чем благочестивая легенда. Такая же, как об обходе с чудотворной иконой наших армий, участвовавших в Сталинградской битве. Во всяком случае, я никогда не слышал об этом от прихожан Князь-Владимирского собора, остававшихся здесь в блокаду. И митрополит Алексей Симанский, бывший в Ленинграде всю войну и оставивший нам свой дневник тех лет, ничего не пишет об этом…

Вообще, икона, находящаяся в Казанском соборе, – это список 1590 года с иконы, чудесным образом обретенной из казанской земли в июне 1579 года. Когда-то эта копия принадлежала Ивану Грозному. Она находилась в Кремле и, начиная с царя Федора Ивановича, являлась главной иконой царствующего дома. Перед ней молился Михаил Федорович Романов, чтобы Господь дал ему наследника.