Шрифт:
Положив трубку, Вдовин принялся ходить по кабинету. Первую ночь он провел в больнице, уехал тогда только, когда Элэл очнулся… Потом еще ночи и дни в тревоге… Наконец врачи сказали, что теперь нужно только время… по крайней мере, чтобы понять, как быть дальше… все стабилизировалось.
Что хотел сказать Свирский? Впрочем, ясно, что он хотел сказать…
Вдовин вернулся к столу.
Да, беспокойство за друга улеглось.
Наступило… наступило… что наступило?
Саня смотрел на дорогу, смотрел по сторонам. Герасим вел машину надежно, об этом можно было не думать. Сообщение на конференции выглядело вполне прилично, тут тоже все в порядке. Живописная долина умиротворяла… Спокойное, приятное возвращение.
Выгреб из кармана пригоршню семечек, протянул Герасиму:
— Не желаешь?.. А я — обожаю. Там, на Яконуре, раздобыл… Вот тебе научно-техническая революция: лузгаешь семечки не на завалинке, а в автомобиле. Одновременно перемещаешься в пространстве с недозволенной скоростью…
У развилки Саня воскликнул:
— Стоп! Прекрасная незнакомка!
Девушка села, поблагодарила, сказала, что зовут ее Ксенией, и объяснила, что ей нужно на сейсмическую станцию, она опаздывает на дежурство. Саня немедленно угостил ее семечками.
Герасим:
— А, так это из-за вас стекла звенят по ночам!
— Мы только регистрируем. Это все Хыр-Хушун…
— Знаем, что Хыр-Хушун.
— Откуда ты знаешь? — спросил Саня.
— От Яконура… Значит, по вашему ведомству этот ночной звон. И часто он бывает?
— Иногда по десять толчков в сутки!
— Ну, значит, без работы не останетесь, — сказал Саня.
Герасим свернул с шоссе там, где указала Ксения, и подъехал по берегу к сейсмостанции.
Ксения отправилась на дежурство.
Саня смотрел, как она отворяет калитку, как идет по двору. Обнаружил, что Герасим заглушил мотор и выбирается из машины.
— Ты куда?
— Нужен камешек. Красивый. Для Натальи.
Сидел и ждал, пока Герасим ходил по берегу.
Саня был человеком благополучным. В жизни его, конечно, случались не только пироги и пышки, но и напряженные времена: как и другие, он шел через поиски уважения, через столкновения интересов, муки честолюбия, уступки общественному мнению, соперничество, опасения стать смешным; все бывало у него — как у многих. И при этом он всегда оставался благополучным.
Герасим наконец вернулся с добычей — разноцветными и разнокалиберными камнями, облепленными песком и снегом, Саня только пожал плечами.
Поехали. Выбрались на шоссе, помчались дальше.
Саня размышлял о Ксении.
— Как тебе эта сейсмическая девица?
Герасим ответил неопределенно.
— А у тебя, — сказал Саня, — на Яконуре, кажется, что-то произошло!
Герасим не скрывал. Разговора, таким образом, не получилось. Саня опять смотрел на дорогу, смотрел по сторонам.
У него были немалые способности, и они давали ему возможность быстро расти. Он стал одним из ближайших сотрудников Вдовина, — положение, расцениваемое Саней, как весьма желательное. Работу, которую ему поручил Вдовин, Саня делал на хорошем уровне. Это удовлетворяло Санино честолюбие и обеспечивало прочность его положения.
Они давно уже ехали молча, когда Герасим вдруг сказал:
— Саня, представляешь, — прожить счастливую жизнь!
— Что? — переспросил Саня.
Герасим рассмеялся и умолк.
Саня взял еще семечек. Дорога предстояла долгая.
То, как сложилась его судьба на работе, было немалым успехом. Остальное постепенно подстроилось. Он был благополучен в семье, с друзьями, во всем. Ему удалось добиться полного соответствия принятому им жизненному стандарту. Он был удовлетворен тем, как построил свое существование.
— Каждый человек может прожить разные жизни, — заговорил опять Герасим. — Представляешь, прожить счастливую жизнь. А?
Саня промолчал.
Дорожный разговор.
Выстроенное им существование, все им достигнутое — дороги были Сане; он был не из тех, кто способен что-либо терять, он знал это.
Герасим — снова:
— Кажется, я понял, что такое переломный возраст…
Саня вглядывался в Герасима.
— Надо что-то решать, — продолжал Герасим, — делать что-то с собой.