— Откуда онъ ихъ добылъ? — спрашивалъ незнакомый мн каторжникъ.

— Почемъ я знаю, — отвчалъ другой. — Онъ стащилъ ихъ гд-нибудь. Или пріятели дали.

— Я бы желалъ, — сказалъ другой съ рзкимъ проклятіемъ на холодъ, — чтобы он были у меня въ рукахъ.

— Дв однофунтовыя ассигнаціи или пріятели?

— Дв однофунтовыя ассигнаціи. Я бы за одну продалъ всхъ пріятелей, какіе только у меня были въ жизни, и счелъ бы себя въ выигрыш. Ну, а дальше что? онъ сказалъ…

— Онъ спросилъ, — продолжалъ знакомый мн каторжникъ: — это все произошло въ какія-нибудь полминуты, позади склада дровъ на тюремномъ двор: «Тебя оправдаютъ?» — «Да, отвчалъ я». — Ну, такъ согласенъ ли ты найти мальчика, который накормилъ меня и сохранилъ мою тайну, и отдать ему дв однофунтовыя ассигнаціи? — «Да, согласенъ». — Я такъ и сдлалъ.

— Очень глупо съ твоей стороны, — проворчалъ другой. — Я бы лучше ихъ пролъ и пропилъ.

Посл того, какъ я услыхалъ эти слова, я бы, конечно, сейчасъ же вышелъ, изъ экипажа и остался бы въ потьмахъ и одиночеств на большой дорог, если бы не былъ увренъ, что человкъ этотъ не подозрвалъ о томъ, кто я такой. Въ самомъ дл, не только моя наружность измнилась, такъ какъ я возмужалъ, но и одтъ я былъ совсмъ иначе, такъ что было совсмъ невроятно, чтобы онъ могъ признать меня безъ посторонней помощи. Но все же было страшно, что я халъ съ нимъ въ одной карет, и я боялся, какъ бы случайно не назвали моего имени въ его присутствіи. По этой причин я ршилъ выйти изъ кареты, какъ только мы въдемъ въ городъ, и скрыться съ глазъ долой. Такъ я и сдлалъ. Мой маленькій чемоданъ былъ у меня подъ ногами, я выкинулъ его изъ кареты, слзъ вслдъ за нимъ и остался на мостовой города возл перваго городского фонаря. Что касается каторжниковъ, то они ухали дальше въ карет, и я зналъ, на какомъ мст ихъ высадятъ: около рки. Мысленно я представлялъ себ шлюпку съ гребцами-каторжниками, дожидающуюся ихъ у берега и слышалъ окликъ: «отчаливай!» такой же грубый, какъ еслибы онъ обращенъ былъ къ собакамъ, и снова видлъ преступный Ноевъ Ковчегъ, на якор въ темной вод.

Я не могу сказать, чего я боялся, потому что страхъ мой былъ неопредленный и смутный, тмъ не мене мн было очень страшно. Полагаю, что во мн ожилъ на нсколько минутъ страхъ, омрачавшій мое дтство.

Я ршился прійти къ воротамъ дома миссъ Гавишамъ въ тотъ же часъ, въ какой приходилъ и раньше. Когда я позвонилъ у воротъ нетвердою рукою, я повернулся спиной къ воротамъ и старался справиться съ своимъ волненіемъ и удержать біепіе сердца. Я слышалъ, какъ отворилась въ дом дверь, какъ послышались чьи-то шаги по двору, но дале уже ничего не слыхалъ, даже и того, когда ворота заскрипли на ржавыхъ петляхъ.

Только когда кто-то дотронулся до моего плеча, я вздрогнулъ и обернулся. Я вздрогнулъ еще сильне, когда очутился лицомъ къ лицу съ человкомъ въ сромъ плать. Вотъ ужъ никакъ не ожидалъ увидть его привратникомъ у миссъ Гавишамъ!

— Орликъ!

— Ахъ, молодой господинъ, перемнъ произошло много не только вашей жизни. Но войдите, войдите, мн не приказано держать ворота отпертыми.

Я вошелъ, онъ затворилъ ворота, заперъ ихъ и положилъ ключъ въ карманъ.

— Да, — сказалъ онъ, — оборачиваясь, когда прошелъ, нсколько шаговъ впереди меня, къ дому. — Вотъ и я здсь!

— Какъ вы сюда попали?

— Я пришелъ сюда на своихъ ногахъ. А сундукъ мой привезли на тачк.

— Вы пришли сюда за добромъ?

— Думаю, что не за зломъ, молодой господинъ.

Я вовсе не былъ въ этомъ увренъ.

— Значитъ вы оставили кузницу?

— Разв это похоже на кузницу? — отвчалъ Орликъ, обидчиво озираясь вокругъ.

Я спросилъ, давно ли онъ оставилъ кузницу Гарджери.

— Одинъ день здсь такъ похожъ на другой, что я право, не запомню.

Не желая продолжать съ нимъ разговора, я вошелъ въ домъ и пошелъ по длинному коридору, по которому когда-то проходилъ въ толстыхъ сапогахъ, а Орликъ позвонилъ въ колокольчикъ. Въ конц коридора я встртилъ Сару Покетъ: она, казалось, разъ навсегда пожелтла и позеленла, благодаря мн.

— О! — сказала она, — это вы, м-ръ Пипъ?

— Да, это я, миссъ Покетъ. И радъ, что могу вамъ сообщить, что м-ръ Покетъ и его семья здоровы.

— А поумнли ли они? — отвчала Сара, уныло качая головой:- лучше было бы имъ поумнть, чмъ быть здоровыми. Ахъ, Матью, Матью! Вы знаете дорогу, сэръ?

Конечно, я зналъ дорогу, потому что мн приходилось не разъ пробираться по ступенькамъ въ потьмахъ. Я поднялся по лстниц и по старинному постучался въ дверь.

— Стукъ Пипа, — услышалъ я голосъ миссъ Гавишамъ, и вслдъ затмъ:- Войдите, Пипъ.

Она сидла въ кресл у стараго стола, въ старомъ плать, скрестивъ об руки на клюк и опершись въ нихъ подбородкомъ, а глазами уставясь въ огонь. Около нея, держа въ рукахъ блый башмакъ, который никогда не былъ надванъ, и опустивъ голову, какъ бы разглядывая его, сидла нарядная дама, которой я никогда не видлъ.

— Войдите, Пипъ, — повторила миссъ Гавишамъ вполголоса, все еще не поднимая головы и не оглядываясь:- войдите, Пипъ, какъ поживаете Пипъ? Вотъ какъ, вы цлуете у меня руку, точно у королевы? Ну, что?

Она вдругъ, взглянула на меня и повторила съ угрюмой шутливостью:

— Ну, что?

— Я слышалъ, миссъ Гавишамъ, что вы были такъ добры и пожелали меня видть.

— Ну, что?

Лэди, которую я еще никогда не видлъ, подняла глаза и лукаво поглядла на меня, и тогда я увидлъ, что эти глаза глаза Эстеллы. Но она такъ перемнилась, такъ похорошла, такъ стала прекрасна, что мн показалось, что я все тотъ же, какимъ былъ прежде. Я вообразилъ, глядя на нее, что снова и навсегда превратился въ грубаго и простого мальчишку. О, какъ сильно охватило меня сознаніе разстоянія и неравенства и ея недоступности!