— Джо, — сказалъ я: — какъ ты думаешь, не слдуетъ ли мн навстить миссъ Гавишамъ?

— Къ чему, Пипъ? — отвчалъ Джо, медленно соображая.

— Какъ къ чему, Джо? Разв людей не посщаютъ такъ себ, изъ вжливости?

Джо, по обыкновенію, задумался.

— Теб неловко итти къ миссъ Гавишамъ: она можетъ подумать, что ты чего-нибудь отъ нея хочешь или ждешь.

— Но разв я не могу сказать ей, что мн ничего не надо, Джо?

— Конечно, можешь сказать. Но и она вольна теб поврить или не поврить. Когда миссъ Гавишамъ такъ щедро наградила тебя, она позвала меня назадъ и сказала, чтобы отъ нея больше ничего не ждали.

— Да, Джо, я слышалъ.

— Ну, значитъ она этимъ хотла сказать, что теперь она сама по себ, а ты самъ по себ, и чтобы ее больше не безпокоили.

Въ душ я сознавалъ, что Джо правъ, но мн было не очень пріятно, что Джо такъ думалъ; это какъ бы подтверждало мое собственное мнніе.

— Но, Джо?

— Что, дружище?

— Вотъ уже скоро годъ, какъ я у тебя подмастерьемъ, а я ничмъ до сихъ поръ не выразилъ свою благодарность миссъ Гавишамъ и ничмъ не заявилъ, что помню о ней.

— Это врно, Пипъ; но если ты полагаешь выковать для нея четыре хорошенькихъ подковы, то, мн кажется, такой подарокъ будетъ совсмъ не кстати, такъ какъ у нея вдь нтъ копытъ…

— Я вовсе и не думаю объ этомъ, Джо; я совсмъ не собираюсь что-нибудь дарить ей.

Но Джо забралъ себ въ голову мысль о подарк и уже не могъ такъ скоро съ нею разстаться.

— Если бы ты выковалъ ей новую цпь для парадной двери… или, скажемъ, напримръ, дюжину или дв хорошенькихъ винтовъ… или вообще какую-нибудь тонкую вещицу въ род вилки для поджариванія гренковъ или сковородку, если она вздумаетъ сама жарить, или что-нибудь въ этомъ род…

— Я вовсе ничего не хочу дарить ей, Джо, — перебилъ я.

— Знаешь, я бы на твоемъ мст этого не длалъ, не унимался Джо, хотя я пересталъ настаивать. — Нтъ, я бы не длалъ. Ибо зачмъ ей цпь на дверь, когда у нея она уже есть. А вилка для гренковъ будетъ вдь мдная и принесетъ теб мало чести. И самый искусный работникъ не можетъ отличиться, длая сковородки, потому что сковородка всегда останется сковородкой и…

— Дорогой Джо, — закричалъ я въ отчаяніи, хватая его за сюртукъ, — я ничего подобнаго не предполагаю. Я никогда не собирался длать миссъ Гавишамъ какого бы то ни было подарка.

— И знаешь, что я теб скажу: хорошо длаешь, Пипъ, — согласился со мною Джо.

— Да, Джо; но я хотлъ тебя просить, такъ какъ работы теперь не очень много, чтобы ты далъ мн завтра отпускъ; я пойду въ городъ и навщу миссъ Эст… Гавишамъ.

— Но вдь ее зовутъ не Эстгавишамъ, Пипъ, если только ее не перекрестили, — важно проговорилъ Джо.

— Я знаю, Джо, я знаю. Это я только такъ обмолвился.

Короче сказать, Джо далъ мн свое согласіе, но подъ однимъ условіемъ: что, если я буду принятъ не особенно ласково и меня не попросятъ повторить посщенія, то я уже никогда не стану проситься итти къ ней въ домъ. Я общался исполнить это условіе.

Нужно сказать, что Джо держалъ помощника, которому платилъ жалованье понедльно; звали его Орликъ. То былъ широкоплечій увалень, очень сильный, но медлительный и неповоротливый. Этотъ угрюмый поденщикъ не любилъ меня. Когда я былъ очень малъ и робокъ, онъ уврялъ меня, что чортъ проживаетъ въ темномъ уголку кузницы, и что онъ очень хорошо знакомъ съ врагомъ рода человческаго; онъ говорилъ еще, что разъ въ семь лтъ необходимо затоплять печь живымъ мальчикомъ, и что мн предстоитъ послужить топливомъ. Когда я поступилъ въ ученики Джо, онъ, быть можетъ, подумалъ, что мн предстоитъ замстить его, и еще пуще не взлюбилъ меня.

Орликъ былъ въ кузниц на другой день и работалъ, когда я напомнилъ Джо про общанный отпускъ. Сперва онъ ничего не сказалъ, потому что только что принялся съ Джо за кусокъ горячаго желза, а я раздувалъ мхи; но потомъ замтилъ, опершись на молотъ:

— Что жъ это, хозяинъ! Неужто вы побалуете только одного изъ насъ? Если юному Пипу даютъ отпускъ, то и старому Орлику тоже слдуетъ дать отпускъ.

Ему было не боле двадцати пяти лтъ, по онъ всегда говорилъ о себ, какъ о старик.

— А зачмъ теб отпускъ? — спросилъ Джо.

— А ему зачмъ? Зачмъ ему, затмъ и мн,- отвчалъ Орликъ.

— Пипъ хочетъ итти въ городъ.

— Ну, и старый Орликъ пойдетъ въ городъ. Разв двое не могутъ итти въ городъ? Вдь не заказано только одному итти въ городъ.

— Не груби, — сказалъ Джо.

— Буду грубить, если мн такъ угодно. Ну, хозяинъ, послушайте, не надо любимчиковъ въ нашей кузниц, будьте правосуднымъ человкомъ.

Но хозяинъ не хотлъ ничего слышать, пока работникъ не усмирится, и Орликъ ползъ въ горнъ, вытащилъ раскаленную докрасна полосу желза, повертлъ ею вокругъ меня, точно хотлъ проткнуть ею мое туловище или разможжить мою голову, положилъ ее на наковальню и сталъ разбивать молотомъ — точно разбивалъ меня, такъ мн по крайней мр казалось; искры летли во вс стороны, точно брызги моей крови — и наконецъ, когда работа разгорячила его и остудила желзо, онъ сказалъ, опираясь снова, на молотъ: