— Нисколько, — отвчалъ Уэммикъ, все смле и смле. — Я думаю, что и вы такой же обманщикъ.

Оба опять такъ оглядли другъ друга, какъ будто бы думали, что каждый изъ нихъ дурачитъ другого.

— У васъ пріятный домъ, — сказалъ м-ръ Джагерсъ.

— Это не мшаетъ длу, — отвчалъ Уэммикъ. — Мн кажется, сэръ, что и вы постараетесь завести пріятный для себя домъ, когда устанете отъ длъ.

— Пипъ, — сказалъ м-ръ Джагерсъ, — я разскажу вамъ одинъ случай.

— Представьте себ, Пипъ, такой случай, что женщина скрыла своего ребенка и вынуждена была сообщить объ этомъ своему защитнику. И представьте себ такой случай, что въ то же самое время ему поручено было найти ребенка для очень странной госпожи, которая желала усыновить его и воспитать. Представьте себ дальше, что двочка выросла и вышла замужъ. Что мать еще жива. Что отецъ еще живъ. Что мать и отецъ не знаютъ другъ друга, живутъ вдали одинъ отъ другого. Тайна осталась тайной, только вы провдали о ней. Представьте себ, ради кого вы бы стали разоблачать эту тайну? Ради отца? я думаю, что онъ отъ этого не помирился бы съ женой. Ради матери? Я думаю, что безопасне оставить ее въ прежней неизвстности. Ради дочери? Я думаю, что врядъ ли ей оказали этимъ услугу. И если прибавить къ этому, что вы ее любили, Пипъ, то съ вашей стороны такой поступокъ былъ бы совсмъ несообразнымъ.

Я взглянулъ на Уэммика; его лицо было очень серьезно. Онъ внушительно приложилъ палецъ къ губамъ. Я сдлалъ то же самое. М-ръ Джагерсъ тоже.

— Теперь, Уэммикъ, — прибавилъ послдній съ обычной серьезностью;- будемъ продолжать свою работу.

Въ это время въ контору вошелъ человкъ въ мховой шапк, привыкшій вытирать носъ рукавомъ; этого человка я уже видлъ разъ въ самое первое мое посщеніе конторы. Онъ пришелъ объявить, что его старшая дочь взята подъ арестъ по подозрнію въ ограбленіи лавки. Въ то время, какъ онъ сообщалъ Уэммику объ этомъ печальномъ обстоятельств, между тмъ какъ м-ръ Джагерсъ величественно стоялъ у огня и не принималъ никакого участія въ переговорахъ, глаза человка въ шапк увлажнились слезой.

— Что это значитъ? — спросилъ Уэммикъ съ крайнимъ негодованіемъ. — Зачмъ вы приходите сюда хныкать?

— Я не за этимъ пришелъ сюда, м-ръ Уэммикъ.

— Нтъ, за этимъ. Какъ вы смете? Вы не должны являться сюда, если не можете не распускать нюни, какъ мокрая курица. Что вы воображаете о себ?

— Человкъ не можетъ справиться съ своими чувствами, м-ръ Уэммикъ, — оправдывался человкъ въ шапк.

— Съ чмъ? — спросилъ Уэммикъ почти свирпо. — Повторите, что вы сказали?

— Послушайте-ка, любезный, — вмшался м-ръ Джагерсъ, длая шагъ впередъ и указывая на дверь. — Уходите прочь изъ этой конторы. Я не хочу здсь у себя никакихъ чувствъ. Ступайте вонъ!

И такимъ образомъ злополучный человкъ смиренно удалился, а доброе согласіе, повидимому, возстановилось между м-ромъ Джагерсъ и Уэммикомъ, и они продолжали работать съ такимъ бодрымъ видомъ, точно сейчасъ только позавтракали.

Изъ конторы я отправился устраивать дло Герберта, и къ величайшему моему удовольствію все устроилось какъ нельзя лучше. Кларикеръ извстилъ меня при этомъ случа, что его дла все расширяются, и что онъ готовится теперь учредить небольшое отдленіе на восток, и что Гербертъ, въ качеств новаго товарища, отправится туда и станетъ во глав предпріятія. Такимъ образомъ, я узналъ, что я во всякомъ случа долженъ буду разстаться со своимъ другомъ, даже если бы мои собственныя дла не были въ такомъ плохомъ состояніи.

Въ понедльникъ утромъ, когда Гербертъ и я, сидли за завтракомъ, пришло письмо отъ Уэммика слдующаго содержанія:

«Вальвортъ. Сожгите это письмо, какъ только прочтете. Въ начал недли, скажемъ, въ среду, вы можете сдлать то, что задумали, если не раздумали. Теперь сожгите».

— Я старался обдумать, какъ намъ лучше сплавить старика, сказалъ Гербертъ, — вдь Уэммикъ пишетъ объ этомъ дл, и придумалъ, что намъ лучше всего взять — себ въ помощники Стартопа. Онъ добрый малый, искусный гребецъ, любитъ насъ, энтузіастъ и честный человкъ.

— Я самъ думалъ объ этомъ.

— Но что собственно мы ему скажемъ, Гербертъ?

— Нужно сказать ему очень немного. Пусть онъ думаетъ, что это шалость, но должна оставаться въ тайн, пока не наступитъ утро: тогда сообщимъ ему, что крайне необходимо доставить Провиса на иностранный корабль. Ты подешь съ нимъ?

— Безъ сомннія.

— Куда?

Посл многихъ тревожныхъ соображеній, я ршилъ, что почти безразлично, въ какой городъ мы направимся: въ Гамбургъ, Ротердамъ, Антверпенъ — лишь бы намъ покинуть Англію. Гербертъ согласился съ этимъ, и тотчасъ посл завтрака мы отправились на развдки. Мы узнали, что пароходъ, идущій въ Гамбургъ, всего лучше подойдетъ къ нашей цли, и на немъ и остановили свои мысли.

Устроивъ все это, я одинъ отправился домой. Тамъ я нашелъ письмо, адресованное на мое имя, очень грязное письмо, хотя и недурно написанное. Оно было доставлено не но почт и гласило слдующее:

«Если вы не боитесь прійти на старое болото, сегодня вечеромъ или завтра вечеромъ въ девять часовъ, и пройти въ домикъ у шлюзовъ около известковой печи, то приходите. Если вы желаете получить свднія о вашемъ дяд Провис, то приходите, никому не говоря ни слова, и не теряйте времени. Вы должны прійти одни. Захватите письмо съ собой».

Перечитавъ нсколько разъ эту записку, я написалъ Герберту карандашомъ нсколько строкъ, извщая его, что узжаю неизвстно на какой срокъ, чтобы провдать миссъ Гавишамъ, и немедленно пустился въ путь. Избгая «Синяго Вепря», я остановился въ боле скромной гостиниц и заказалъ обдъ, а самъ пока отправился въ домъ миссъ Гавишамъ. Она все еще была очень больна, хотя ей стало нсколько лучше.

Я помнилъ, что мстомъ свиданія назначенъ былъ шлюзный домикъ у известко-обжигательной печи на болотахъ въ девять часовъ. Туда я и отправился, такъ какъ времени у меня было въ обрзъ. Дойдя до указаннаго домика, я увидлъ въ немъ свтъ. Я поспшно подошелъ и постучался въ дверь. Дожидаясь отвта, я оглядлся и увидлъ, что шлюзы покинуты и сломаны, а домикъ — деревянный съ черепичной кровлей — недолго выдержитъ борьбу съ непогодой. Отвта изъ домика не послдовало, и я снова постучался. Отвта опять не было, такъ что я взялся за щеколду.