Дверь подалась и отворилась. Заглянувъ, я увидлъ зажженную свчу на стол, скамью и матрацъ на складной кровати. Такъ какъ наверху былъ чердакъ, то я закричалъ:

— Есть тутъ кто-нибудь?

Но ничей голосъ не отвтилъ на мой зовъ. Тогда я поглядлъ на часы и, увидя, что уже десятый часъ, опять закричалъ:

— Есть тутъ кто-нибудь?

Отвта опять не послдовало, и я пошелъ къ двери, не зная, что мн длать.

Пошелъ частый дождь. Ничего не видя передъ собой, я вернулся въ домикъ и сталъ въ дверяхъ, укрываясь отъ дождя и глядя въ темноту. Раздумывая, что вроятно кто-нибудь былъ здсь недавно и долженъ скоро вернуться, иначе свча не горла бы, я ршилъ посмотрть, какъ велика свтильня. Я повернулся и взялъ свчу въ руку, какъ вдругъ ее затушилъ сильный толчокъ и затмъ я почувствовалъ, что меня опутала стка, наброшенная сзади.

— Наконецъ-то, — проговорилъ сдавленный голосъ съ ругательствомъ, — я поймалъ тебя!

— Что это такое? — закричалъ я, сопротивляясь. — Кто это? Помогите, помогите! помогите!

Не только руки мои были крпко притянуты къ моимъ бокамъ, но и веревки, врзываясь въ мою обожженную руку, причиняли мн сильную боль. Порою чья-то рука, порою грудь какого-то сильнаго человка заслоняли мн ротъ, чтобы заглушить мои крики; ощущая чье-то горячее дыханіе на своемъ лиц, я безпомощно боролся въ темнот, пока меня крпко привязывали къ стн.

— А теперь, — произнесъ сдавленный голосъ съ новыми ругательствами, — попробуй еще крикнуть — и я тутъ же покончу съ тобой!

Я замолчалъ, сознавая, какъ легко привести въ исполненіе эту угрозу, и пытался хоть слегка высвободить руку, но напрасно.

Человкъ неторопливо зажигалъ огонь. Въ то время, какъ искры сыпалисъ вокругъ него, я смутно видлъ его руки и лицо и понялъ, что онъ сидитъ, наклонившись надъ столомъ, но и только. Но вотъ фитиль вспыхнулъ, и я узналъ Орлика.

Его я мене всего ожидалъ увидть, — и теперь почувствовалъ, что нахожусь въ опасномъ положеніи, и не спускалъ съ Орлика глазъ. Онъ зажегъ свчу, потомъ поставилъ ее на столъ такъ, чтобы ему было меня видно; онъ сидлъ со сложенными руками и смотрлъ на меня. Я понялъ, что привязанъ къ крпкой лстниц въ нсколькихъ вершкахъ отъ стны. Лстница эта вела на чердакъ.

— Ну, вотъ, — сказалъ онъ посл того, какъ мы нкоторое время разглядывали другъ друга, — я поймалъ тебя.

— Развяжите меня. Отпустите меня!

— Какъ же! — отвчалъ онъ. — Такъ сейчасъ и отпущу. Жди, голубчикъ.

— Что вы хотите со мной длать?

— Я хочу, — отвчалъ онъ, ударяя изо всей силы кулакомъ по столу, — я хочу лишить тебя жизни.

Онъ пилъ водку, и глаза его были налиты кровью. Вокругъ шеи у него висла жестяная фляжка; я часто видалъ ее въ былые дни. Онъ подносилъ фляжку къ губамъ и наслаждался сильнымъ запахомъ спирта.

— Волкъ, — сказалъ онъ, снова складывая руки, — старый Орликъ собирается сказать теб кое-что. Ты виноватъ въ смерти своей сестры.

Въ ум моемъ съ непостижимой быстротой пронеслась вся картина нападенія на сестру, ея болзнь и ея смерть, прежде чмъ неповоротливый языкъ Орлика выговорилъ эти слова.

— Это ты убилъ ее, негодяй! — вскричалъ я.

— Говорю теб, что ты самъ виноватъ. Я подкрался къ ней сзади, такъ же, какъ сегодня къ теб. Я ударилъ ее и оставилъ замертво, и, если бы по близости была известко-обжигательная печь, она бы не ожила. Но это сдлалъ не старый Орликъ, а ты. Теб мирволили, а его обижали и били. Стараго Орлика обижали и били, слышишь! Теперь ты за это заплатишь. Ты виноватъ — ты и заплатишь!

Онъ все пилъ и свирплъ съ каждымъ глоткомъ.

— Волкъ, скажу теб еще кое-что — это ты на стараго Орлика наткнулся, у себя на лстниц,- помнишь, въ ту ночь?

Я увидлъ лстницу съ потухшими лампами. Я увидлъ тнь отъ тяжелыхъ перилъ, отброшенную на стн фонаремъ сторожа. Я увидлъ комнаты, которыхъ мн больше не суждено было никогда увидть, и всю мебель и обстановку этихъ комнатъ.

— А зачмъ туда попалъ старый Орликъ? Я скажу теб еще кое-что, волкъ. Ты меня почти что выжилъ изъ этого околотка, и я нашелъ новыхъ товарищей и новыхъ хозяевъ. Иные изъ нихъ пишутъ письма, когда мн нужно — слышишь? пишутъ за меня письма, волкъ! Они пишутъ на сто ладовъ, не такъ, какъ ты, дуракъ, умешь писать только на одинъ ладъ. Я твердо поршилъ лишить тебя жизни, посл того какъ ты прізжалъ на похороны своей сестры. Я не зналъ, какъ добраться до тебя, и долженъ былъ выслдить твои входы и выходы. Старый Орликъ сказалъ себ: такъ или иначе, а ужъ я доберусь до тебя. И что жъ! Искалъ тебя, а нашелъ твоего дядюшку Провиса, эге!

Внезапно онъ остановился, вынулъ пробку изъ фляжки и отбросилъ ее. Какъ ни легокъ былъ стукъ, но я услышалъ, какъ она упала на полъ. Онъ медленно опорожнилъ фляжку до дна.

Послднія капли онъ вылилъ себ на ладонь и облизалъ ихъ. Посл того съ страшными ругательствами отбросилъ фляжку, нагнулся, и я увидлъ въ его рук каменный молотокъ на длинной тяжелой ручк.

Присутствіе духа не покинуло меня; не теряя по дусту словъ на убжденіе его, я закричалъ и сталъ звать на помощь изо всхъ силъ и вмст съ тмъ старался освободиться отъ веревки, которая меня связывала… Я могъ двигать только головой я ногами, но я пустилъ ихъ въ ходъ съ такой силой, какой до тхъ поръ не подозрвалъ въ себ. Въ тотъ же мигъ я услышалъ отвтные крики, увидлъ фигуры людей, подбжавшихъ къ дверямъ, увидлъ Орлика, проскользнувшаго въ двери и скрывшагося во мрак ночи.

Я потерялъ сознаніе и очнулся развязанный и распростертый на полу; голова моя покоилась на чьихъ-то колняхъ. Я глядлъ на лстницу, все- еще не отдавая себ полнаго отчета, гд я и что со мной, когда увидлъ передъ собой знакомое лицо. То было лицо мальчишки изъ лавки Трабба.

— Мн кажется, онъ пришелъ въ себя! — сказалъ мальчишка Трабба:- только еще малость блденъ!

При этихъ словахъ, лицо того, кто меня поддерживалъ, наклонилось къ моему лицу, и я увидлъ, что это…

— Гербертъ! Великій Боже!