Шрифт:
– Постараюсь.
– Удачи!
– До свидания.
Харальд зашагал к деревне.
Дойдя до поворота, оглянулся. Хейс еще стоял у ворот, смотрел ему вслед. Харальд помахал рукой, Хейс ответил.
Где-то на полпути Харальд забрался под куст и проспал до рассвета, а потом завел свой мотоцикл и поехал в Копенгаген.
Он отлично себя чувствовал, проезжая пригород под утренним солнцем. Настроение было прекрасное. Подумать только, он едва-едва выбрался из нескольких переделок, но в итоге выполнил что обещал. Предвкушая удивление Арне, думал о том, как передаст ему пленку. На этом его работа закончится. Доставить пленку в Британию предстоит Арне.
Повидавшись с братом, он отправится в Кирстенслот. Придется упрашивать фермера Нильсена снова принять его на работу. Тот будет зол. Отработав всего один день, Харальд исчез до конца недели. Но, похоже, он нужен фермеру не меньше, чем фермер ему, и скорее всего старик смилостивится.
Жить в Кирстенслоте – значит, встречаться с Карен. О Карен он думал с волнением. Немного грустил оттого, что в романтическом смысле он ее не интересует и, наверное, не заинтересует никогда.
«Но все-таки, похоже, я ей нравлюсь. Мне бы хватило просто смотреть на нее, с ней разговаривать».
О поцелуях он даже не мечтал.
Харальд добрался до Нибодера. Арне дал адрес Йенса Токсвига. Улица Святого Павла – узкая, застроенная одинаковыми домиками. Лужаек перед домами нет, дверь отворяется прямо на улицу. Харальд припарковал мотоцикл у дома номер пятьдесят три и постучал в дверь.
Открыл ее полицейский в форме.
Харальд остолбенел. Где же Арне? Неужели арестовали?
– Что тебе, паренек? – нетерпеливо спросил полицейский – средних лет мужчина с седыми усами и сержантскими нашивками на рукаве.
На Харальда снизошло вдохновение. Видимо, паника, охватившая его, сыграла защитную роль.
– Где врач, она уже рожает! – закричал он.
Полицейский улыбнулся. Перепуганный до полусмерти будущий папаша – фигура привычно комедийная.
– Здесь, сынок, доктора нет.
– Да как же! Он тут живет, я по адресу…
– Успокойся, сынок. Детишки рождались и до того, как появились доктора. Ты по какому адресу пришел?
– Доктор Торсен, Рыбачья, пятьдесят три! Это ведь здесь?
– Номер верный, а улица – нет. Эта – Святого Павла. Рыбачья отсюда на юг один квартал.
– О Господи, не та улица! – Харальд вскочил в седло. – Спасибо! – выкрикнул он, повернул регулятор пара и покатил.
– Это моя работа, – ответил полицейский.
Харальд, доехав до конца улицы, свернул за угол.
«Ты мастак, конечно, – подумал он, – но что же теперь делать?»
Глава 17
Все утро пятницы Хермия провела в живописных развалинах замка Хаммерсхус, дожидаясь Арне и ценной пленки, которую он обещал доставить.
Теперь пленка приобрела еще большую важность, чем даже пять дней назад, когда она послала за ней Арне. Мир за эти дни изменился. Нацисты твердо нацелились завоевать Советский Союз. Ключи от крепости Брест они уже получили. Очевидное их преимущество в воздухе уничтожает Красную армию.
Дигби мрачно пересказал ей, в общих чертах, свой разговор с Черчиллем. Командование поднимет в воздух каждый бомбардировщик, который только способен взлететь, в отчаянной попытке оттянуть силы люфтваффе с русского фронта и предоставить русским солдатам шанс дать врагу отпор. Воздушный налет намечен на дату, до которой осталось всего лишь одиннадцать дней.
Дигби переговорил и со своим братом Бартлеттом, который, будучи снова в строю, непременно поведет в бой бомбардировщик. Тот считал, что если в ближайшие дни не разработать тактику противостояния германскому радару, авиарейд станет затеей самоубийственной, и боевая авиация получит раны, залечить которые, может, и не удастся.
Хермия с трудом уговорила рыбака-шведа еще раз переправить ее на Борнхольм, но он предупредил, что это последний раз: вводить такие дела в обычай опасно. На рассвете, шлепая по мелководью, она перетащила свой велосипед на пляж, над которым возвышались руины Хаммерсхуса. Взобралась по крутому склону к замку, встала там на остатках крепостного вала, словно средневековая королева, и смотрела, как восходит солнце над миром, в котором все больше набирают силу напыщенные, крикливые, преисполненные ненависти, до глубины души отвратительные ей нацисты.
Тот день она провела, сидя то тут, то там, переходя из одной части руин в другую, гуляя в лесу, спускаясь на пляж и взбираясь обратно, – все для того, чтобы другие туристы не догадались, что у нее здесь встреча. При этом маялась от сжигающего душу беспокойства и невыносимой скуки.
Отвлечься удавалось, только вспоминая последнее свидание с Арне. Воспоминания были самые нежные. Сама себе поражаясь, что решилась любить его здесь, при свете дня, на траве, она нимало об этом не сожалела. Это воспоминание останется с ней навсегда.