Администрация Клинтона, естественно, сделала всё возможное и невозможное, чтобы помочь Ельцину сохранить власть. По её инициативе незадолго до выборов в Москве состоялся «саммит поддержки», а МВФ выделил дополнительный кредит в 10 миллиардов долларов. Кроме того, администрация выступила с оправданием продолжающейся чеченской войны, сравнив её с Гражданской войной в США, а Ельцина — с Линкольном, и направив в Москву своих военных экспертов. Посол США в Москве, Томас Пикеринг, даже попытался оказать давление на одного из соперников Ельцина в первом туре, Григория Явлинского, убеждая его отказаться от борьбы в пользу Ельцина{154}.

Однако, как читатели могли догадаться, переизбрание Ельцина в 1996 г. не сняло вопроса «Кто виноват?» Попытка Думы объявить импичмент президенту провалилась, но проблема осталась и обострилась вновь, когда в западной прессе прошла информация о тайных банковских счетах Кремля и, возможно, самого Ельцина за рубежом. 90% россиян, опрошенных в конце 1999 г., не доверяли своему президенту, а 53% — желали бы видеть его на скамье подсудимых. Как во времена Сталина, на улицы вышли манифестанты с плакатами «Ельцин — враг народа»{155}.

Страх расплаты продолжал расти в верхах и стал едва ли не определяющим фактором политики в 1999–2000 гг. (Всё больше высокопоставленных персон стремится обрести место в Государственной Думе, чтобы обезопасить себя от судебного преследования. Во всяком случае, на выборах 1999 г. таких персон было гораздо больше, чем в 1993 г. и в 1995 г). Ельцинское окружение очень надеялось, что нашло во Владимире Путине, главе бывшего КГБ, возобновившем войну в Чечне, того самого преемника, повязанного «кровью и собственностью», которого оно искало в 1995 г. Став президентом, Путин первым делом издал указ о невозможности судебного преследования в отношении Ельцина и даже привлечения его в суд для дачи свидетельских показаний{156}.

Попытка Коммунистической партии через Думу наложить запрет на этот указ президента не удалась. Однако, в свете того, что случилось в 90-е гг., маловероятно, что это была последняя попытка. И действительно в конце 2000 г. думские оппозиционеры направили запрос в Конституционный суд по поводу законности указа Путина, а сам Путин подвергся резкой критике за проект беспрецедентного закона, который гарантировал бы всем российским президентам — прошлым, настоящим и будущим — полную неприкосновенность от всякого рода преследования. Что касается администрации Клинтона, то, как было сказано, она поспешила поздравить Путина и Кремль с «демократической передачей власти».

Отмечая сегодня пятую годовщину кончины Советского Союза, мы не слышим в американских комментариях по поводу этого события ничего или почти ничего о той подлинной национальной трагедии, которая разворачивалась в эти годы в России. Вместо этого нам твердят об успехах России в процессе «перехода к рыночной экономике и демократии», несмотря на некоторые «неровности пути». В доказательство приводят массовую приватизацию, появление финансовых рынков, низкую инфляцию, «стабилизацию», признаки наступающего экономического «взлёта», прошедшие в этом году президентские выборы, действующий парламент и «свободную прессу».

Мало кто из комментаторов может пояснить, что в действительности стоит за этими «достижениями». Что возникший в России частный сектор представлен в основном бывшими, но всё ещё действующими советскими монополиями во главе с бывшими же коммунистическими функционерами, составившими ядро полукриминального российского «бизнес-класса». Что рост инфляции сдерживается за счёт месяцами не выплачиваемых зарплат десяткам миллионов нуждающихся рабочих и служащих. Что экономический «бум» обещают уже многие годы, в то время, как экономика продолжает погружаться в депрессию сильнее и глубже той, что пережила Америка в 30-е гг. Что кампания перевыборов президента Ельцина была одной из наиболее коррумпированных в современной европейской истории. Что парламент не имеет реальной власти, а апелляционный суд почти полностью зависит от президента. И что честной конкуренцией и подлинной свободой не может похвастать ни российский рынок, ни российское телевидение, потому что и то, и другое контролируется теми же финансовыми олигархами, которые сидят нынче в Кремле и определяют политику ельцинского режима.

Однако, с точки зрения человеческого измерения, это всё не так важно. Важно то, что для огромного большинства российских семей нет никакого «перехода», а есть один сплошной крах жизненно важных вещей: от реальных зарплат, социальных гарантий и здравоохранения до уровня рождаемости и продолжительности жизни; от промышленного и сельскохозяйственного производства до образования, науки и культуры; от безопасности дорожного движения до борьбы с организованной преступностью и коррупцией; от вооруженных сил до ядерной безопасности. Такова действительность, лежащая в основе «реформы», которую американские комментаторы продолжают превозносить как единственно возможную и желанную.

Впрочем, отдельные фрагменты беспрецедентного, жестокого и губительного российского кризиса находят отражение в американских средствах массовой информации. Но нигде и никогда подлинные масштабы приватизации, обнищания населения, дезинтеграции среднего класса, губительные последствия чеченской войны 1994–1996 гг., а также коррупции и лжи в официальных органах власти не были показаны в полном объёме. Почему? Почему американские комментаторы не оплакивают сегодня бедственное положение русского народа, хотя делали это с завидной настойчивостью, когда речь шла о советском народе? У Соединённых Штатов тысячи специалистов по России. Почему лишь единицы из них пытаются говорить всю правду о постсоветской России? Почему вообще, несмотря на несравнимо больший доступ к информации, большинство репортеров, учёных и специалистов говорят нам сегодня о России меньше, чем тогда, когда она была частью Советского Союза?