Как-то старший сын Инмэна, имея в виду неприятные, тяжелые часы в жизни отца, задал ему вопрос, все еще звучавший в его ушах: «Где же смысл жизни во всем этом?»

Инмэн уехал, как предполагалось, на две недели на Гавайские острова. Однако спустя десять дней он вернулся в Лэнгли и умышленно вломился прямо к Кейси и Клэриджу. Они как раз занимались организацией антисандинистской армии, и Инмэн сразу же задал ряд вопросов. Куда идут «контрас»? К чему стремится ЦРУ, администрация? Существует ли план? Не покажет ли связь с Пасторой, что речь идет не о программе пресечения поставок оружия? Известно ли нам, что это за люди? Ведь они воюют не за спасение Сальвадора. Им нужна власть? Операция направлена на свержение правительства? Но тогда встает вопрос о соответствии практических действий директиве, утвердившей программу. А не означает ли это, что ЦРУ находится на грани превышения полномочий, предоставленных этой директиве?

У Кейси и Клэриджа не нашлось ответов, и им не понравились вопросы. Это политика администрации, утвержденная по всей цепочке вплоть до президента. Возможно, она не отражена в директиве, но это именно то, чего хочет Рейган. Кейси уверен, что у него твердая почва под ногами.

Через полчаса Инмэн ожесточился, у него возникло неприятное чувство приближающегося приступа гнева. Внутри все кипело. Кейси и Клэридж не обращали на него внимания, не слушали его, уверенные в своей правоте. Инмэн был чужаком, препятствием на их пути.

Наконец он встал и выскочил из кабинета. Говорить больше не о чем.

Инмэн никогда раньше себе этого не позволял. Его продвижение по служебной лестнице в военно-морской разведке основывалось на умении производить успокаивающее впечатление, избегать конфронтации. Сейчас он переступил порог в отношениях с Кейси и в самом себе.

Кейси считал Инмэна блестящим работником, но слишком хрупким. Золотой мальчик, озабоченный собственным обликом, не желающий рисковать им, как и обликом Центрального управления, ради рискованной работы. Он слишком много думает о том, как будут восприняты тайные акции демократами и либералами, его друзьями из прессы. Уход Инмэна может не понравиться конгрессу, но это можно уладить. Популярность Инмэна в обеих партиях служила там, наверху, несомненно, хорошим буфером. Но Кейси теперь сам освоил все участки работы директора центральной разведки, и заместитель, меньше заботящийся о газетных вырезках, был бы полезнее.

Как полагал Инмэн, ему осталось только официально оформить свою отставку. 22 марта он составил письмо президенту Рейгану из трех параграфов, напомнив, что он «год тому назад с неохотой принял предложение о назначении заместителем директора центральной разведки. В этой связи он будет признателен, если его отставка будет принята».

Вознеся похвалы Рейгану за начинания в «перестройке» разведывательных служб, Инмэн добавил: «Я передаю вам и директору Кейси лучшие пожелания дальнейших успехов». Прежде чем вручить письмо Кейси, он направил копии Бушу, Уайнбергеру и Кларку, чтобы сделать свой шаг окончательным. Кейси поворчал, опасаясь, что дело получит огласку, но отставка Инмэна прошла спокойно, и Кейси начал поиски замены.

В среду 21 апреля 1982 г., почти через шесть недель после публикации в «Вашингтон пост» статьи о никарагуанской секретной операции, я пошел к Голдуотеру в надежде узнать, получил ли он от ЦРУ полную информацию об этой операции. За служебными помещениями сената ухаживают так же, как бригада техобслуживания за гоночной машиной. На стенах и столах — памятные вымпелы и разные призы, все символы личного статуса и партийной принадлежности. В кабинете Голдуотера ни один карандаш не был сдвинут со своего места. Единственная отличительная черта — куча любительских радиодеталей на столике за его спиной.

— Когда Бен, — сказал Г олдуотер, имея в виду Брэдли, — позвонил мне насчет Центральной Америки, он и десяти слов не сказал, как я уже понял, что он все знает. Вот я и ответил: «Ай-яй-яй, а я ничего не помню. Почему бы тебе не позвонить Биллу Кейси». Я перед Беном дурачка разыграл».

Кейси ввел нас в заблуждение, но не солгал. Правда, разница между этими двумя понятиями едва уловима.

Затем Голдуотер добавил: «Я считал, что американский народ должен знать об этом. Я был до смерти рад, что это дело вышло наружу». По этой причине он официально подтвердил сообщение об операции журналу «Тайм».

Он разъяснил свою теорию «открыто-закрытых» операций ЦРУ — секретные, но открытые для общественности.

— Это то, что надо, ни у кого это не вызовет удивления, и не будет оправданного протеста общественности. Из двух зол тайная операция является меньшим, потому что в ней не участвуют американские войска, — сказал Голдуотер. — Массу вещей надо открыть для общественности.

Американцы должны знать, что делается. 75 % того, что мы слышим на брифингах, которые проводят разведывательные органы, должно выходить наружу.

Мы отказались от акций по ниспровержению правительства. Мы можем вызвать небольшие экономические неурядицы, кого-то разрекламировать, кого-то распропагандировать, оказать еще кое-какую помощь, но правительства мы не свергаем.

Голдуотер говорил все это с подчеркнутой твердостью. И это не представляло собой какую-то моральную убежденность, скорее он исходил из политической и практической реальности.

— Что хорошего можно сказать о разведке против Советского Союза?

— У нас там маловато глаз, — сказал Голдуотер. — Насколько я знаю, около 12 лет назад на нас там работали всего лишь пять пар глаз. У нас теперь самая лучшая разведывательная электроника, — уверенно сказал он, — но, возможно, это не надолго.