— Я хотел бы высказать в заключение еще одну мысль, — сказал Мойнихэн, уставившись на Макмагона, — в ваши обязанности не входит и не должна входить невозможность представить себе что-то нехорошее.

— Я согласен с вашим замечанием, — ответил Макмагон. Некоторые сенаторы прямо усомнились в честности Кейси. Они требовали от Макмагона признать, что его босс способен ввести их в заблуждение, то есть, по сути дела, предать Кейси.

— Я не могу представить себе кого-нибудь выше меня по службе, кто был бы способен сделать это, — сказал Макмагон.

— Опять нехватка воображения, — налетел на него Мойнихэн. Он настойчиво посоветовал Макмагону считаться с возможностью существования плохих вещей.

— Я принимаю ваше замечание, сенатор, — ответил Макмагон. На следующий день Макмагон присутствовал на открытом заседании комитета.

Мойнихэн сказал:

— Если кто-либо хочет узнать, что значит быть профессиональным карьерным офицером разведки в этой стране, советую тому заглянуть в справку о финансовом положении м-ра Макмагона, которая состоит из тридцати пустых страниц.

Зал взорвался смехом.

— Там еще в конце указана оловянная [19] кружка, — сказал Макмагон, кивнув на стол, где лежала его справка.

Снова смех.

Чистый капитал Макмагона выглядел скудно. Его зарплата за 1981 г. составила 52 749 долларов. Остальной доход в процентах от вклада в кредитный союз ЦРУ в сумме 10 тысяч долларов составил 658 долларов. Дом в пригороде оценен в 170 тысяч долларов.

Сенатор Уоллоп, ультраконсервативный республиканец из штата Вайоминг, был убежден, что профессионалы ЦРУ, такие, как Макмагон, главное внимание уделяли сохранению репутации своего ведомства, а не выполнению мандата, выданного Рейганом. Он считал, что люди такого рода процеживают через себя и разбавляют энергию и политическую волю даже такого решительного консерватора, как Кейси. По его мнению, Кейси позволил своему ведомству руководить им. Даже в области тайных акций, в которой специализировался Кейси, особых сдвигов не наблюдалось. Существовало нежелание вкладывать деньги, людские ресурсы и престиж в такие вещи, которые могут вызвать ощутимые разногласия. Зарубежным сотрудникам ЦРУ не давали электронную технику, не давали разрешения на ее использование. Дешевые, не связанные с особым риском при применении, электронные приставки и «жучки» можно было бы понаставить везде, но резиденты не могли это сделать без утверждения такой операции штаб-квартирой. В результате на первом месте стояла чрезмерная осторожность. Разведка осуществляла операции в целях самоослепления (Уоллоп назвал это «технически совершенным созерцанием собственного пупка»), часто расходуя миллионы долларов на собирание сочных, но бесполезных сплетен о частной жизни, состоянии здоровья или работе кишечника известных в мире лидеров, на получение фотографий лиц и автомобилей.

ЦРУ, по словам Уоллопа, не реагирует на новые идеи, не может ответить чем-либо вразумительным тем, кто сомневается в правомочности его высокомерия. Используя возможность выразить свое разочарование, он вовсю бичевал Макмагона, применяя такие выражения, как «узкий профессионализм», «мелочная бюрократическая измена интересам страны», «разведывательная политика, не признающая собственных ошибок».

Макмагон сидел и глотал все это, однако всем уже было ясно, что это ни левый, ни правый кандидат.

Голдуотер устал от сюрпризов, поэтому еще до слушания он засадил четверых сотрудников комитетского аппарата за чтение личного дела и справок о результатах проверок Макмагона. Его досье свидетельствовало, что Макмагон ничем не запятнан. Он не участвовал в операциях по совершению покушений, не подвергался тестам на наркотики, не был замешан в шпионаже внутри страны, о котором стало известно при расследовании в 70-х гг. За ним числилось единственное нарушение правил безопасности: в его кабинете однажды обнаружили незапертый сейф. Но это нарушение говорило о многом в натуре Макмагона. Виновата была секретарша, после еще одного нарушения правил безопасности она лишалась права на предстоящее повышение зарплаты. И Макмагон принял удар на себя. Г олдуотер только слегка прошелся по Макмагону.

А затем выступил сенатор Байден. Похвалив Инмэна, он перешел к личности Кейси.

— По крайней мере, для некоторых из нас высказывания м-ра Кейси не всегда, как бы это понятнее выразиться, мы не всегда схватываем эти высказывания, чтобы составить из них единое целое.

Далее Байден произнес речь, смысл которой сводился к тому, что Макмагон должен служить своего рода монитором для комитета.

Г олдуотер сказал, что Инмэн обычно подавал им сигнал, когда Кейси во время выступления начинало заносить не в ту сторону.

— Я думаю, если новый заместитель директора усвоит привычку адмирала подтягивать свои носки, когда говорилось не то…

Опять последовал взрыв смеха.

— Или вот еще, — добавил Байден, — подвиньте немножко назад ваше кресло. Инмэн практиковал и этот прием.

— Если мне будет позволено высказаться по этому вопросу, — сказал Макмагон, — то я, г-н председатель и сенатор Байден, думаю, что когда директор услышит или прочтет о вашем восприятии его выступлений, он, несомненно, примет меры, с тем чтобы рассеять ваши опасения и внести необходимые поправки. Я думаю, он лично сделает это в ходе своих будущих выступлений.

Комитет единогласно утвердил назначение Макмагона, а за ним точно так же поступил и сенат.

Известие о том, что механизм тайных операций в самом деле начал ржаветь, Кейси получил в виде живого примера в конце марта 1982 г. Группа из 13 йеменцев, субсидированная ЦРУ и направленная в Южный Йемен для организации диверсий, была захвачена. Эта акция, проводившаяся совместно с разведкой Саудовской Аравии, относилась к числу немногих полувоенных операций поддержки, утвержденных еще администрацией Картера, и с тех пор находилась в состоянии подготовки. На допросе йеменцы признались, что их подготовкой руководило ЦРУ. Куда же девалось внушавшееся им правило отрицать связь с ЦРУ, подумал Кейси. И где обеспечение безопасности операции?