– Я долго слушал твои наставления, отец. Пришла пора и мне сделать то, что хочу я, – с этими словами он покинул келью и, пройдя через длинный коридор, очутился на свежем воздухе.

Вдохнув полной грудью горячий летний воздух, мужчина взглянул на крышу дворца и, прищурившись, направился туда.

– Где царь?

– Где государь?

Толпа бояр бегала по дворцу, заглядывая в каждую комнату, ища Димитрия Ивановича, но его нигде не было.

– Как же так, – спрашивали они друг друга, – почему государь один убегает за пределы царских палат? Почему не спит после обеда?

Служа еще Годунову, никто не мог смириться с новыми порядками, который Григорий ввел в обиход, не спрашивая ни чьего разрешения. Первое, что он нарушал, так это этикет, по которому царь обязан всегда степенно, в окружении охраны, ходить даже по дворцу; второе – молодой царь не спал после обеда, что было в диковинку чопорным боярам. Теперь они были вынуждены искать государя по всему дворцу. Лишь один служка, маленький юркий мальчик, с поклоном приблизился к ним и сказал:

– Так наш государь Димитрий Иванович сейча на конюшне, выбирает резвую лошадь, а вместе с ним Петр Басманов.

– О, Боже! – воскликнул один из бояр, высокий седовласый мужчина. – Где это видано, чтобы царь один ездил куда-либо?

– Успокойся, Богдан Михайлович, наш государь еще совсем молод, вот и не сидится ему на месте. Вспомни себя в двадцать лет, – проговорил другой, молодой безусый парень в дорогом бархатном кафтане.

– Цыц, ты, сосунок! – огрызнулся боярин. – И ты туда же!

– Я-то что? Была бы моя воля, сам бы и день и ночь скакал на резвом коне.

Остальные бояре дружно рассмеялись. Богдан Михайлович, побагровел от злости, и сквозь зубы проговорил:

– Ладно, хватит языками молоть! Пойдем к царской конюшне, остановим государя.

В это время, в тени многовековых деревьев с толстыми корнями и могучими ветвями, Григорий гладил гнедого молодого жеребца, чья грива была коротко подстрижена. Жеребец, играя селезенкой, то и дело рыл копытом землю, норовясь сбежать от хозяина.

– Ну же, тише, тише, мой хороший, – ласково говорил молодой человек, с любовью и нежностью поглаживая животное по шелковистой спине.

Жеребец, чувствую доброту хозяина, нюхнул его в лицо.

– Я тебя тоже люблю, – ответил на ласку Григорий и погладил его по морде.

Басманов с умилением глядел на сцену хозяина и лошади, и не мог скрыть чувства восхищения: еще никто так не возился с конями, как это делал царь, одетый в шелковые шаровары и простую хлопковую рубаху, украшенную разве что вышивкой на воротнике.

– Государь, ты так любишь лошадей. Признаться, я не видел человека, который был бы так привязан к этим животным.

Молодой человек повернул к нему свое лицо, немного загорелое от солнца, и ответил:

– С раннего детства меня влекло к лошадям. Теперь же я могу удовлетворить свою любовь к ним. Мне так нравится возиться с ними. Они ведь умные животные и все понимают. Правда ведь, Чернышь? – Григорий снова обратился к жеребцу. – Скажи, ты тоже меня любишь?

Черныш, словно понимая слова хозяина, вскинул голову и издал хриплый звук. Молодой человек громко рассмеялся и, потрепав его по холке, сказал:

– Я знаю, что ты меня понимаешь.

Вдруг полышались голоса. Басманов поглядел в сторону дворца и, присвистнув, воскликнул:

– Гляди, царь, тебя ищут.

– А, ну их. Надоели они мне все, – Григорий махнул рукой и с легкостью вскочил в седло. Черныш, почувствовав тяжесть седока, весело заржал и подпрыгнул на месте.

– Ну что, Петр, готов отправиться со мной на прогулку по городу? – веселым голосом спросил молодой человек и задорно подбоченился.

– Только если ты, государь, не будешь нестись с такой скоростью как в прошлый раз, – ответил Петр и сел на лошадь.

Остановившись возле ошеломленных бояр, царь воскликнул:

– Не ищите меня. Я поеду покатаюсь, – потом, повернувшись к Басманову, ответил, – поехали!

Два всадника, взвив тучу пыли, понеслись прочь из царского дворца по направлению к рыночным рядам. Легкий ветерок дул в лицо, солнце ярко освещало землю. Без головного убора, в легкой рубахе, молодой царь летел на коне по московским улицам, его раскрасневшее лицо озаряла улыбка да озорный блеск голубых глаз. Подъехав к базарному ряду, он спрыгнул с жеребца и повел его под уздцы мимо торговых рядов, откуда доносились громкие голоса продавцов, созывающих покупателей. Петр Басманов шел чуть позади государя, он знал, для чего они здесь – недаром Григорий приблизил к себе Молчанова, известного тем, что тот был сводником и знал всех красивых девиц и женщин Москвы, которых постоянно приводили в баню к царю.