В 80-е годы ХХ века неоправданно низкой стала заработная плата преподавателей, стал падать престиж их труда.

Прогрессируют процессы «эрозии», охватившие не только советский строй, но и само общество. Советская система, еще недавно представлявшаяся как энергичная и вполне жизнеспособная, как бы утратила какой-то свой «внутренний стержень» и перестала эффективно отвечать на новые вызовы, самым значимым среди которых стал вызов со стороны возникшего на Западе «общества потребления».

Проблема потребления «недопотребления» в СССР, по сравнению со странами Запада, была, по мнению А.Л. Андреева, психологической и «коренилась даже не в „провалах экономики“, а во взаимном непонимании поколений» [Андреев, 2008, с. 242]. И тем не менее, как пишет указанный исследователь и аналитик, «… ценность Слова, выражающего некоторую Истину (об обществе, природе, человеке и др. на уровне принимаемой обществе психологической доминанты стала все активнее вытесняться ценностью Вещи (которую в тех условиях еще надо было „достать“)» [Там же].

По сути, это было проявление конфликта двух социальных тенденций, одна из которых была ориентирована на общество образования, а другая – на модель «общества потребления». При этом активным носителем второй тенденции стала молодежь, жизненный опыт которой, как отмечает А.Л. Андреев, «складывался уже не в пылу романтического познавания истин, а в атмосфере приземленных интересов брежневского „застоя“» [Там же].

В советском обществе что-то неуловимо изменилось. В се, что связано с учебой, в том числе в вузе, переходит на уровень повседневной «рутины». Изменяются и мотивы: учиться в вуз идут потому, что «все так делают», «в жизни нужен диплом», «отправили родители, потому что они в свое время получили (или, наоборот, не получили) высшее образование». Формы потребления культуры, оставаясь еще внешне неизменными, уже меняют свой внутренний смысл.

Например, домашняя библиотека, составленная из дефицитных книг, оказывалась уже не выражением личностной потребности, а специфическим знаком престижа. Вспомним «книжный бум» конца 1980-х годов, когда книги приобретали «по спискам», на «макулатуру» – книги стали уже своеобразной «валютой». Таким же «знаком» стало посещение «престижного» театра -вспомним «билетные бумы» в московские театры в начале 1980-х -многочасовые очереди в театральные кассы и спекуляции билетами.

Приметой времени стало нарастание тотального равнодушия ко всему, что выходит за рамки личного благополучия. Происходит снижение духовной энергетики общества и его основных институтов. И эта распространяющаяся во все направления атмосфера «обволакивает» все вокруг, включая и сферу высшего образования.

Большой вред отечественной высшей школе нанесла начавшаяся в 1970-е годы реанимация рабфаков в виде подготовительных отделений вузов. Реально существующая ситуация тех лет существенно отличалась от той, в которой в 1920-е годы создавались рабфаки: ныне большинство тех, кто после школы шел на производство, просто не имели склонности к учебе. Молодых людей с производства на подготовительное отделение приходилось буквально заманивать, обещая им поступление в вуз без экзаменов. Выпустить хороших специалистов из такого «исходного материала» было невозможно, несмотря на затрачиваемые финансовые ресурсы.

Одновременно падала относительная оплата преподавательского и научного труда. Качество диссертаций в вузах еще больше ухудшилось, особенно в гуманитарных вузах. Как пишет Г.И. Ханин, известный ученый, современник и очевидец событий в российской высшей школе 1960-х – 1970-х годов, «и без того довольно чахлая общественная и научная мысль в гуманитарных вузах окончательно зачахла» [Ханин, 2008]. «Квази-ученые» становились доцентами, затем профессорами, заведующими кафедрами и окружали себя такими же посредственностями. «В гору снова пошли посредственные, а зачастую и бездарные преподаватели, которые и не давали научных результатов и не могли научить студентов. Они часто были и коррумпированными, ибо никаких моральных препонов против коррупции у них не было» [Там же].

Можно сказать, что Советский Союз вступил в период «перестройки» со стремительно деградирующим высшим образованием. При этом, в отличие от 1930-х годов, когда недостатки в работе вузов вызывали энергичные позитивные действия государства, в 1970-1980-е годы государство равнодушно взирало на деградацию вузов. Более того, многие негативные факты, сопровождающие процессы «распада» в высшей школе всячески маскировались и скрывались. Это было возможно благодаря тому обстоятельству, что количественные размеры высшего образования в СССР были огромны, как и расходы на него (хотя расходы в расчете на одного студента во много раз уступали таким же расходам в передовых западных странах).

Расширение социального пространства «общества образования» в 1970-е годы стало для советской системой, по образному выражению А.Л. Андреева, «чем то вроде джина, выпущенного из бутылки» [Андреев, 2008, с. 248]. В этой ситуации возможны две линии поведения – либо «загнать» его обратно, либо использовать его в своих целях.

На практике и руководство правящей тогда КПСС, и последующие оппозиционные «либеральные демократы» всех расцветок ограничивались видением лишь первой линии поведения. При этом за основу принимались исключительно экономические догмы, ориентированные на выгоды «сегодняшнего дня».

Вторая же стратегия властями никогда всерьез не рассматривалась и ныне не рассматривается. Напротив, расширение структур «общества образования» воспринималось всегда исключительно как «помеха экономике, и даже как своего рода стихийное бедствие, с которым непонятно что делать» [Там же]. Но лишь эта стратегия может учесть не только экономические, но социальные факторы, а также мировые вызовы и тенденции.